– Итак, я бы не отказался послушать крестьянские бредни. Или пьяную болтовню горожан. Или монашеские сплетни, ведь монахам бывает скучно и они делятся сплетнями?
Аббат собирался было ответить, что в его ведении монахам скучать некогда и тем более некогда сплетничать, но не стал. С одной стороны, это было бы враньем – монахи очень даже сплетничали. С другой, итальянца аббат побаивался. Не так, как огромного де Ламье или королевского поверенного. Как-то иначе. Иначе, но беспокойство жирный пузырь внушал самое качественное. От беспокойства аббат нервничал и злился. И очень его расстроил отказ выслушать умозаключения, которые, по мысли настоятеля, были вполне разумные.
– Извольте, – Бернар стал загибать пальцы. – Я слышал, что весь город вымер и там не осталось ни одной живой души. Еще сказывают, что зараза там гуляет настолько страшная, что, раз вдохнув этот aer civitatem[28]
, любой падает замертво. Говорят также, что в Сен-Клере поселился дьявол и лично утаскивает всех в преисподнюю. Кроме дьявола, я слышал о драконе, трех драконах или одном драконе о трех головах. Если о монашеских сплетнях, чего греха таить, не все наши братья достаточно сильны, чтобы не давать воли праздности духа, то, по словам одного пьяницы, в город почти невозможно заехать, а заехав – выбраться обратно уж точно не выйдет. Нечистая сила опутает так, что можно идти хоть месяц, а с места не сойдешь. Достаточно? А то обращайтесь, в моей коллекции есть еще кое-что.– Забористо, – сказал наглый хлыщ де Сульмон и рассмеялся, правда, смех его вышел неуверенный, с нервическим привизгом.
– А отчего вы, почтенный служитель Господа, так иронично отзываетесь о дьяволе? – спросил доктор-испанец, поставив брови домиком. – Ведь вам долг велит верить в нечистую силу.
– Я, доктор, в дьявола верю безоговорочно! Как in únum Deú m, Pat́ rem omnipoteń tem![29]
– аббат гневно повысил голос, пристукнув ладонями по подлокотникам кресла. – Только дьявол не в городе Сен-Клер с рогами и копытами грешников под землю уволакивает и не в образе дракона является! Дьявол в лености, унынии, стяжательстве, разврате, чревоугодии и прочих милых нашему сердцу вещах, которые суть – смерть души и торжество плоти! Вот такой дьявол страшнее любого дракона и рогатого чудища! Потому что постоянно с нами и нами любим!Чтец за пюпитром испуганно примолк, сбившись на beatus vir cui non inputabit Dominus peccatum[30]
.– Да как-то… святые слова, – выговорил Филипп, смущенный благочестивым напором. – Но ведь и дыма совсем без огня не бывает, вы не находите? Вот мы давеча видели, да до этого еще… Впрочем, неважно.
– Конечно, дыма без огня… – Бернар разволновался и стал говорить сбивчиво. – Дым-то вот он, брат Диодат в стельку пьяный возвращался из Сен-Клера… нечистая сила его кружила! Ха! Сила эта вот!
Монах потряс кубком, вновь расплескав пиво.
– А брат Ансельм вовсе не вернулся, полагаю, из-за этой же силы! Оба всей округе известные борцы с зеленым змием! Опять проиграли! Вот вам и весь огонь, и весь дым вместе со всей чертовщиной!
– Чертовщина – это, конечно, слишком, – сказал испанец. – Но почтенный доктор Хименес успел написать об эпидемии до того, как пропал вместе со всем городом. Так что эпидемия – это не враки досужих сплетников. Хотя доктор описал симптомы, с чумой схожие слишком отдаленно. Кроме того, по дороге мы много с кем говорили, кое-кого встречали и кое-что слышали. Слухи? Слухи. Трепотня. Болтовня. Про какую-то болезнь. И я не думаю, что все это придумано. Возможно, лишь сильно преувеличено или искажено, как оно всегда бывает. А вот слухов о французском вторжении мы отчего-то не слышали вовсе.
– Это оттого, что хороший заговор сплетен по себе не оставляет, – аббат собрался настаивать на своей версии, когда его перебили самым возмутительным образом.
Рыцарь
С улицы раздались какие-то крики и шум. Дверь в трапезную с треском распахнулась, едва не сорвавшись с петель, хоть и мощные то были петли. В залу ворвался давешний монашек-писарь, лишившийся где-то своей книги и чернильницы. Он в заляпанной грязью рясе промчался вдоль стола шагов пять и упал прямиком в разноцветный витражный отсвет на полу.
– Отец Бернар! Там… – он приподнялся на одной руке и, все так же выкрикивая имя аббата, другой тыкал в сторону площади. – Там! Та-а-ам!
– А ну, цыц, Бержуан! – проревел аббат, вскочив со своего места так энергично, что сидевший по левую руку прево едва не рухнул со стула. – Что там?! Говори толком! Что это за шум?! Что вы устроили, сукины дети, в моем аббатстве?!
– Там! Отец Амадей! Староста! Его! Вот!!! – содержательный доклад монашек закончил, проведя большим пальцем по горлу.
И только тут до многих собравшихся дошло, что ряса его не в грязи, а в крови.
– Там человек с мечом! И меня вот! Почти! – провыл Бержуан.