Опасные земли

Филипп, бывавший здесь когда-то, постоянно озирался, хотя конные группы были высланы и вперед и на фланги, а сам отряд оделся боевой сталью – на войне как на войне. Отсутствие даже следа человека в весьма населенной и по-деловому суетной местности пугало. Точно так же как ветер был знаком близкого дождя, безлюдье в таких местах – знаком беды.

Дождь зарядил против ожиданий поздно, в вечерних сумерках, когда отряд сделал почти весь путь до Сен-Клера. Лошадей особо не гнали, отнесшись с уважением к тому, что четвероногие товарищи не успели по-настоящему передохнуть. Но двигались лишь с редкими и короткими остановками, где меняли ездовых лошадей и высылали новые четверки всадников в дозор. Поэтому, хоть аббатство покинуть удалось между Секстой и Ноной, добрый десяток лье остался позади, когда монахи только должны были запевать вечернюю[34].

До места оставалось не более трех лье, тучи наконец собрались с силами и закрыли небосвод, превратив подступающий сумрак в темень, часто посеченную струями дождя. Капли поначалу неуверенно и ласково хлопали по доспехам и конским шкурам, а потом разыгрались, вошли во вкус, принявшись выбивать барабанную дробь о натянутое полотно мироздания.

Ветер стих, избавив кавалькаду хотя бы от части неудобства, зато его молчание обещало, что дождь не успокоится еще долго, может, до утра. На то же намекали и разраставшиеся лужи, куда капель входила, как стрела в пудинг – без пузырька и всплеска.

Пришлось останавливаться и облачаться в плащи, обещавшие, что доспехи к концу пути не покроются сплошной ржавчиной. Пажей вскоре ожидали веселые часы со щетками в руках. Если, конечно, выпадет такой случай, в чем Филипп уже не испытывал железной уверенности. Даже друг Жерар, быстро забывавший о невзгодах по юной неугомонности, понуро молчал, не пытался балагурить и сыпать своеобычными дурацкими остротами.

Все-таки происшествия, раскрасившие дорогу, то страшные, то откровенно жуткие, прибили его энтузиазм, как дождик пыль на тракте.

Приуныли и лошади.

Настало время смены дозоров, когда к Филиппу подскакал Уго и потребовал обсудить план действий. Его серый расплескал лужи и глину и остановился, грустно ковыряя копытом грязь, то и дело вздыхая совсем по-человечьи.

– Так, – сказал Уго. – Поехали под деревья, все не так льет.

И указал железной рукавицей в стену леса по правую руку.

Сказано – сделано.

У высокого дуба собралась компания причастных и заинтересованных. Уго обвел всех угрюмым взором и проворчал:

– Что-то больно много у нас начальства на такое небольшое войско!

– Зачем ты нас сюда приволок? – спросил Жерар, отплевываясь от стекавшей по лицу воды.

– Надо понять, куда мы едем и что мы там можем увидеть, – рассудительно высказался шотландец. – Я в этих местах никогда не бывал, мне не без интереса.

– Я бывал. Я, как-никак, сын штатгальтера Эно! – произнес Филипп, тщетно кутая бригандину в плащ – и плащ и покрышка были мокры. – Отец привозил меня сюда в инспекции тысяча четыреста… короче говоря, давно. Но я все равно все помню. Было бы там что помнить.

– Вот и рассказывай, – потребовал де Ламье.

– Нам до города одно лье, может, даже меньше – такая темнота, ничего не рассмотреть. Городок не большой. Но и далеко не маленький, потому что англичане при Генрихе V, кажется, взяли город и срыли крепостные стены. Так что застройка с годами расползлась во все стороны. Сам город – на острове посреди Уазы. Здесь совсем недалеко истоки, так что речка неглубокая, но вполне широкая. На ту сторону ведет паром – моста в обзаведении нет. Остров, кстати, приличных размеров, так что вы не думайте, что ерунда, – он с милю длиной и с две трети мили шириной.

– Почтенный остров, – пробормотал испанец. – Это получается, что не остров посреди реки, а две реки вокруг острова.

– Так и есть. Местные, если я верно помню, называют их северная и южная Уаза, хоть любому ясно, что это одна река. Так вот, по берегам – предместья. Я приезжал лет шестнадцать-семнадцать тому, и это были несколько сел, расположенных бок о бок. Но с тех пор могли расстроиться куда сильнее – времени-то прошло!

– Что на острове? – требовательно спросил шотландец, вытиравший воду с налобника шлема.

– Город, – Филипп пожал бригандинными плечами, не особо заботясь, что жест его никому не виден за покровом доспехов и плаща. – Довольно путаные улочки, дома добротные, каменные, в два – четыре этажа. Где-то в центре – торговая площадь. С одной стороны церковь, с другой – ратуша и дом бургомистра. Крепости, как я говорил, нету, но эти сойдут за цитадель. Стены толстые, окна – бойницы, перед крышами – зубцы, а ратушная башня – настоящий донжон. Что еще сказать? Город не бедный, внутри все в мастерских, кабаках, торговых домах. Есть еще пара-тройка церквей и еще одна площадь – маленькая, они ее называют Портовой, так как там причаливает паром. Порт, конечно, одно название, но раньше там стояла башня, или больверк. Вот примерно на его фундаменте все и организовали.

– Почему порт один? Стороны у острова две ведь, – спросил Жерар.