До Шарлеруа они немного не дотянули. Пришлось маневрировать к крохотному аэродрому Хольсбек во Фламандском Брабанте, где «Гольфстрим» приземлился без особых проблем.
На единственной полосе со всей европейской обстоятельностью самолет встречали два экипажа полиции и четыре реанимационные бригады местной скорой, или как там она называется.
Врачи извлекли из самолета три мертвых тела – два страшно изуродованных женских и одно мужское. В кабине сидел трясущийся, совершенно седой пилот, который нес какую-то несусветную дичь и отказывался выходить самостоятельно. Пришлось уводить силой – он был абсолютно невменяем. Даже странно, что в таком состоянии ему удалось справиться с посадкой не самой простой на свете машины.
Первым же навстречу полиции вышел высокий человек в черном. Невредимый, без единой царапины, без намека на испуг. По всем понятиям – свидетель. По крайней мере, до выяснения некоторых подробностей. А уж там как пойдет.
Человек в черном встретил полицейских словами на хорошем, но невозможно старомодном французском:
– Рад приветствовать, господа. Счастлив ступить на родную землю. Могу ли я рассчитывать на место в одном из ваших экипажей?
Антиквар
Ровный читал.
Терзая бумаги героического генерала, вывезенные в не менее героические времена из Германии, он поминутно сверялся со словарем в недрах Всемирной паутины. Подглядывать выходило с помощью телефона, слава техническому прогрессу, спасибо ему большое. Кто бы сказал Кириллу, который встретил рубеж веков на ниве мобильной связи, что переносная трубка сумеет лазать по интернету и не только! Будущий антиквар рассмеялся бы, право слово.
В настоящем времени состоявшийся антиквар не смеялся – было ему не до смеха.
Во-первых, работать он привык за собственным столом, на худой конец – в библиотеке. Вовсе не на заднем сиденье зеленого «Паджеро», который плавно укачивал его на превосходном германском автобане.
Насчет цвета Ровного просветил чекист Быхов, крутивший в тот момент баранку.
– Сразу видно, господин антиквар, что ты не автолюбитель.
– В каком это смысле? – не понял Кирилл.
– Цвет джипа правильно называется «зеленый бархат», а не просто зеленый.
– Ну, знаете! Мне как-то легче сказать «зеленый», чем каждый раз уточнять, что он еще и бархат!
– Да, Слава, воля ваша, ты перебарщиваешь с эрудицией, – постановил майор Бецкий. – Проще говоря, не по делу хвастаешься.
– Очень надо! – Быхов обиделся и умолк, впрочем, ненадолго – секунд на девяносто пять.
Теперь во-вторых.
Во-вторых были именно они – чекисты. Парочка курила и балагурила, вспоминая всякое необязательное. Им было тоскливо от монотонной дороги и туманных перспектив, нервно – по причинам более чем извинительным, а еще – от обязательного. Обязательного разговора, который должен был состояться, как только «господин антиквар соизволит перевести книгу и полностью ее освоить».
Вредный дед, он же художник Понтекорво, высказался в таком духе, когда инквизиторы очередной раз вцепились с вопросами на тему: когда их, черт дери, соблаговолят ввести в курс дела с подробностями. Джип в это время переваливал по мосту через Рейн. Или, как говорят немцы, Райн. За кормой отцветали огни утреннего Дуйсбурга, а перед бампером рисовались голландская граница и финишные триста, что ли, километров.
Что будет на том финише, чекисты не знали, а оттого волновались. Волнительно было и Ровному, но по диаметральной причине – он кое-что уже знал. Художник, вот же принципиальный гад, наотрез отказывался просветить до того, как антиквар управится с бумагами. Всякого нормального человека должны были тревожить куда более насущные вещи, а именно – пересечение границ и дорожная полиция, каковые могли стать серьезной проблемой. Еще бы – три беспаспортных пассажира в комплекте с полным багажником огнестрельных стволов и парой предметов оружия холодного, один из которых, как ни посмотри, – не только оружие, но и орудие преступления.
Да вот беда, весь коллектив не мог причислить себя к категории вполне нормальных. Только не после всего случившегося. Помимо прочего, дед успел практически доказать, как он ловко договаривается. Причем даже с очень бдительными стражами границ между Россией и Польшей. Теперь же, в расслабленной Шенгенской зоне, близкая таможня не могла повысить наличный градиент тревожности ни вот на столечко.
Семьдесят пять процентов личного состава и так психовали со страшной силой, пусть и виду старались не подавать.
Где-то возле Маастрихта майор Бецкий, наконец, решился напомнить:
– Товарищ Ровный! – чекист обернулся с пассажирского кресла. – Вы как-то давно работаете! А берегов не видно! Мы с коллегой слегка в нетерпении, если вы понимаете, о чем я. Нельзя ли как-то, я не знаю, ускориться? Ехать до контрольной точки сто восемьдесят верст. Если совсем не спешить, по местным дорогам это часа два.
Ровный поднял удивленные и даже слегка разгневанные глаза от папки на коленях.