– Вы, верно, не поняли еще, кто такой наш знакомец? Он не подозреваемый, он, если хотите, – генерал. А вы не на расследовании – на войне. Хайнца Вильгельма Гудериана в свое время не остановили свидетели, большие скопления людей или федеральные трассы. Тень может нанести удар хоть на Красной площади, коли посчитает это нужным. О его возможностях вы осведомлены.
– Что-то как-то мне не очень хочется играть в войну, – заметил Быхов.
Понтекорво развел руками, вскинув седые брови:
– Боюсь, придется, старина, – он вернул лицу обычное выражение и продолжал. – И с дороги лучше съезжать. Доберемся до озера Вирель, отобедаем на живописных берегах и станем держать совет. Надеюсь, Кирилл к этому времени справится с книгой. А там и дальше двинемся. Озеро от стен Шиме в одном лье, если мне не изменяет память. Давненько я не бывал в этих местах. Справитесь, Кирилл?
Ровному ничего не оставалось, как уверить, что всенепременно.
– Четыре странички осталось – попробую уложиться, – пообещал он, а затем, выдержав мхатовскую паузу, – если хотя бы одна десятая этой вот писанины – правда, мне туда лезть вовсе не улыбается.
– Боюсь, придется, старина, – процитировал сам себя Понтекорво.
После того как антиквар победно захлопнул папку с бургундскими записками, мол, все – закончено, первой остановкой стал магазин. Мясные ряды, овощные ряды и так далее. Увещевания практичных чекистов на тему схватить чего готового или, на худой конец, пробавиться хот-догами на заправке встретили бетонный протест художника, а скорее – наставление.
– Господа инквизиторы, не губите себя дурной пищей. Тем более перед событиями, которые могут погубить самостоятельно, без помощи отвратительных закусок.
– Не улавливаю логики, – сказал Бецкий.
– Точно! – вторил ему Быхов.
– Если мы вот-вот можем сыграть в ящик, то здоровая пища – это какой-то, я не знаю, ненужный оптимизм.
– Здоровье нам может не понадобиться!
– Тем более, – отрезал Понтекорво. – Глупо лишать себя доступных радостей до сражения, ведь после – они могут стать вовсе недоступны. Повзрослейте, господа! Я угощу вас на славу – жалеть не придется.
– Где ж мы все это готовить будем?! – воскликнул Быхов.
– Вы не в Мордовском лесу – это Бельгия, – пояснил Ровный.
И правда – Бельгия.
На второй, как выразился Бецкий, «полуфинальной» остановке – на берегу озера Вирель, возле парка с неромантичным названием «Акваскоп» – имелся кемпинг. Сбитые из колотых досок столы, вкопанные в землю скамейки, костровые места и мангалы.
От готовки, как и было обещано, всех оттеснил художник. Вскоре дым над водой перемешался с упоительными ароматами сочного жареного мяса и лука. Они смогли здорово потеснить даже тинный запах озера. Озеро, кстати, оказалось красивым, пусть и небольшим – километр на полтора с лесистым островком у восточного берега. Вокруг, на удивление, сохранился вполне себе лес с ручьями, подлеском, тропками в неожиданных местах. Старые крепкие деревья строились батальонами, невпопад, как ветераны, сбившиеся в толпу после парада. Подле них то здесь, то там суетились всякие недоросли растительного мира, коим только предстояло примерить взрослые зеленые мундиры. Опытный человек ощутил бы в нем часть чего-то большого и даже могучего. И не диво – это был сохраненный кусок Арденского леса.
Он и теперь был велик, но когда-то, если вдуматься, совсем недавно, покрывал землю и горы от Лилля до самого Страсбурга, от Реймса до Кельна. Но потом в лес пришел человек. Человеку нужно много. Лучше всего, сразу и быстро.
Человек между тем в данном конкретном участке бывшей Арденской чащи прослеживался как-то очень фрагментарно. Неуверенно. В малом числе. Четверка наших друзей, метрах в двухстах на детской площадке «Акваскопа» пара детишек под приглядом молодой женщины резвились на качелях. Вдоль берега примерно там же расхаживал пожилой мужчина, лучившийся компетентностью. Наверное, сторож или завхоз. Или еще кто-то по-настоящему незаменимый.
Пока художник колдовал у мангала (или как его в данной местности именует туземство? Барбекю?), капитан обратил внимание на подозрительное в подобном раю безлюдье.
– Озеро – блеск. Погода – шик. И где все? Дети, туристы, купальщики, рыбаки, наконец? У нас бы в такой день да на таком бережку… сами понимаете.
– Здесь не у нас, – заметил Ровный. – Южная Бургундия, народ дисциплинированный и до патологии работящий. Сегодня среда. Трудовые будни в разгаре. Откуда быть туристу, рыбаку и вот это вот все?
Майор Бецкий, устало сложивший локти на столе, через прищурившись поглядывал на отражавшееся в воде солнце, на разные лады принялся соединять слова «трудовые будни», пока, наконец, не вышло нечто непечатное, начинавшееся самодельной приставкой «трудо». Старик возвысил голос наперекор мясному шкворчанью:
– Не думаю, Кирилл, что дело только в дисциплине аборигенов. Тем более что в Бельгии с недавних пор самым распространенным мужским именем является Махмуд. Эта публика, при всех достоинствах, дисциплину в их длинном ряду вряд ли числит.