– Ну вот, а говорили – некого расспросить!
– М-м-м! Товарищ майор, это в пятнадцатом веке было, какая нам с них радость – они все давно умерли! – воскликнул Быхов, раскуривая сразу две сигареты, отчего некоторые буквы он форменно прожевал.
– Все-таки одному, господин антиквар! – сказал художник и повторил: – Все-таки одному.
– Здесь написано, что двум, – Ровный положил ладонь на папку в знак собственного упрямства.
– Прочитанное не значит понятое, господин антиквар. Первый сбежал до того, как город превратился в Место, до того, как на него упала Тень Хозяина. А второй… За второго заплатили выкуп. Единственный выкуп, который принимают на реке.
– Какой еще выкуп? – спросил Быхов. – На какой реке? Ты опять шифруешь, отец?
– Жизнь, ротмистр. На реке платят жизнью за жизнь.
– Так, давай отсюда без всей этой мути. Что за река? Кто платит? Кому? Почему? Я, видишь ли, имею в виду выбраться оттуда в максимальной целости, так что…
– Брось, Славочка! Брось! – Бецкий сжал руки на руле, так что костяшки побелели. – Ты будто не в курсе! Вспомни Новый год в Грозном – там на каждой второй улице кто-то за кого-то платил именно таким образом. И перестань уже тиранить гражданина Понтекорво, будто не видно, что рассказывает он и так через силу.
– Спасибо, господин майор.
– Не за что. Я вот что хочу узнать: а причем тут наш антиквар? Понимаю, он читает на тарабарских наречиях. Ну так и прочел бы тетрадки, да рассказал профессионалам, в чем соль. Нам с капитаном положено головой рисковать. Вы – лицо заинтересованное. А гражданин Ровный зачем? Зачем мы гражданского человека с собой поволокли?
– Как вы не понимаете, господин Бецкий! – воскликнул художник. – Я уже говорил об этом прямо в квартире нашего друга!
– Обстановка была нервная, уж простите. Может, получится развернуть подробности?
– Содержание книги важно. Но куда важнее не то, что в ней написано, а то – где. Это дневник, за исключением нескольких депеш графа Шароле, на которые клюнул жадный господин Петухов. Писано сие по дороге в город и непосредственно в городе. А также сразу после, так сказать, по горячим следам. Книжка, таким образом, стала частью Места. И ее вынесли прочь, разорвав целостность материи. Без нее Место неполно, в нем зияет брешь. Теперь господин антиквар прочел бумаги, а значит, превратился в недостающий кусок Места. Он сможет пройти до самого его сердца. Без Кирилла мы туда попросту не доберемся. Как вы думаете, почему город не нанесен ни на одну карту, отчего его не видят спутники, как вышло, что по Бельгии толпами не носятся некроморфы, прошу простить за идиотический термин!
– И?
– Город закрыт, – тихо пояснил Ровный. – Если хотите, он остался там – в пятнадцатом веке. Там, где началась и не смогла закончиться та старая история.
Быхов вздохнул, демонстрируя разочарование. Бецкий поцыкал зубом, демонстрируя солидарность с напарником. Художник трижды ударил ладонью в ладонь:
– Аплодирую блестящей метафоре. Если так в самом деле понятнее, то город вырван из нашей реальности.
– Нет, граждане-товарищи, так еще непонятнее! – Быхов развернулся на пассажирском сиденье, принявшись зыркать на пассажиров позади, зыркать со значением. – Я вообще отказываюсь понимать! Каким бесом вырвано!? Черт дери, как?!
– А вот это правильный вопрос, старина! – Понтекорво наставил палец на чекиста. – Вернее сказать, не кто, а что.
– Вот сейчас начнется, я чувствую! Не кто, а что, не тень, а то, что ее отбрасывает! Перестаньте уже крутить, скажите прямо! Басни какие-то! Эзоп отдыхает!
Старик устало опустил плечи и ссутулился над набалдашником трости. Антиквару пришлось сделать вид, что он тут вообще не при чем, ибо и в самом деле был не при чем.
– Здесь начинаются обещанные трудности. Я, кажется, упомянул об известном дефиците выживших свидетелей? Никто из тех, кто мог разобраться в предмете по-настоящему, не сумел выбраться, чтобы рассказать или написать нечто достоверное. Я ненавижу транслировать мифы, легенды, слухи и прочие сказки. Но вы, господа, настроены докопаться до корней. Корни именно такие – сказочные. За неимением другого могу развлечь этим.
Так как инквизиторы отвечали молчанием, художник вздохнул, выпрямился и развлек:
– Начало истории очень давнее. Я не уверен, что в человеческом разуме может уместиться настолько древняя хронология – ведь для нас и сто лет неимоверно много. Неподалеку от нас произошла, – художник пожевал губами, подбирая формулировку, – скажем для простоты: война. Хотя она очень вряд ли напоминала войну как мы ее представляем. Существуют десятки пересказов этой давней драмы – один завиральнее другого. Я попытаюсь изложить общий смысл, хотя получится ли?
Экипаж «Паджеро» закивал головами, как бы намекая: «не извольте сомневаться, все у вас выйдет как надо», и художник, заручившись всеобщим одобрением, продолжал.