Опасные земли

Долговязый испуганно глотал слова, глядя на загвоздку навершия, которая покачивалась в небезопасной близости от его зубов. За клинком маячили залитое кровью обличье германца и его не менее кровавые очи. Всего одно движение латной рукавицы, что сжимала рукоять, и захрустит.

– Три каких-то мужика, подвалили к нам. Точнее, два мужика, а третий, как это сказать, одет просто, но зараз видно – из господ. А мы пили в Пьерфоне всей бандой, недели три назад, ваша милость, не бейте только!

– В Пьерфоне! – торжествующе воскликнул Уго, глянув на воспитанника. – Пьерфон – это Франция, всего тридцать – тридцать пять лье отсюда! И кто говорил, что старик рехнулся на почве подозрительности? А, мать вашу?! Чего замолк, пой дальше!

Он вновь оскалился в лицо пленника.

– Чего рассказывать, верно, тридцать лье, ваша милость! Тот, который благородный, и говорит: хотите заработать? Надо, мол, как время придет, нагрянуть в один городок в Шиме и навести страху. Нам-то чего, платят – наведем, надо – на ножи поставим, без замечаний. Кушать-то всем потребно, ваша милость! Ну мы и согласились. Оставил приглядывать Жиля, Франца да еще пяток своих и был таков! Вот наш старший, Солоном его звали, и говорит через время, пора работать, ну мы и поехали, а кто бы не поехал, дело-то плевое, а денежки хорошие, да что в городе награбим – все наше, вот!

– Занятно! – постановил де Ламье, все так же за волосы поднял долговязого со столешницы и усадил на табурет, а сам поместился напротив. – И где теперь ваш старший, Солон? И что за имя такое, Солон?

– Так, ваша милость, он – грек, вот и имя странное – не нашенское имя-то! – перехватив угрожающий взгляд Уго, пленный сообразил, что говорит о неважном и в миг поправил течение ответов. – Вы его изволили мечом приголубить, кому он теперь нужен такой?

Немец, итальянец и бургундский рыцарь скрестили совокупный интернациональный взор на теле с разрубом поперек лица. По общему молчаливому согласию толку с него в самом деле было никакого – он даже дергаться уже перестал.

– Теперь слушай внимательно, скотина. Ты жить хочешь? – долговязый старательно закивал. – Тогда внятно и честно отвечай: первое, что за господин? Тот, который подрядил вас, свиней, на работу? Второе, Франц и Солон умерли, где Жиль? Третье: сколько народу в городе и где они? Четвертое: вы кто?

– Мы-то? Да кто откуда. Собрались с год назад, гуляли вот, а потом Солон и говорит: это не дело, пойдем наниматься к королю на службу – война скоро. Вот мы и нанялись. Только в поход не успели, слава создателю. Говорят, большущее сражение случилось и королевским ребятам знатно намяли бока. Жиль сидит с остальными, остальных без нас двадцать харь. Засели наши в купеческом доме на улице Старого Пирса.

Уго вновь поворотился к Филиппу, вопросительно приподняв брови.

– Это северный конец острова. Там когда-то была пристань, вот улицу так и назвали. Купцы там давно не селятся, а дома остались – большие, ветхие, теперь их скопом занимает городское отребье, если я верно помню, – пояснил рыцарь, а пленник опять мелко и часто закивал.

– Хм-м-м, вы идиоты, самоубийцы? Или ты врешь? – пропищал Петроний, поигрывая тесаком, отнятым у широкоплечего наймита.

– По-почему врешь, вашество?! Я не вру! Совсем! – голова на длинной жилистой шее замоталась из стороны в сторону.

– Вас наняли, дали денег, чтобы вы навели страху на горожан? И ты ожидаешь, что я поверю, будто нашелся в королевстве кретин, который отправит два десятка кошмарить город с населением в пять тысяч человек?

– Не-е-е! Нас было сорок два!

– Гораздо легче! – сказал Петроний.

– Где остальные? – встрял де Лален.

– Так это, мы их потеряли, ваша милость!

Собравшиеся вокруг стола замолчали, переваривая. Переварили не вдруг. Первым опомнился Уго, чей ум всегда отличал сугубо практический склад. Тяжко вздохнув, он подколол пленного трофейным мечом. Слегка, самую малость, но тому хватило. Долговязый дернулся всем телом и неминуемо загремел бы с табурета навзничь, кабы не Петроний, чья массивная туша не дала упасть, подперев со стороны спины.

– Ай! Зачем коляетесь, вашество! – возопил наемник.

– Потому что ты обещал не врать, – де Ламье воплощал спокойствие. – Но продолжаешь нести околесицу, а ведь ты обещал. М-да… Как это вы потеряли восемнадцать остолопов? Они же не связка ключей!

– Так это! Того! Мы ночью нагрянули…

– Погоди трещать! Погоди! – остановил его Филипп. – Мне сейчас куда интереснее, где этот господин, что на работу вас подрядил?

– Не могу знать! Ускакал, только его и видели! О чем-то пошептался с Францем и Солоном и того! Мы-то, господин рыцарь, ждать его должны были в городе, так Франц сказывал. Мол, приедет, когда время придет, заплатит вторую половину, и будет нам новая работенка. А мы чего, а мы ничего! – и пленный принялся с огорченными всхлипами инспектировать левый бок, заметно кровивший после тычка клинком, и даже пожаловался: – Болит, ваша милость!

– Как его по имени, не спрашиваю – вряд ли он представился такой мрази. Но хоть как выглядел? Опознать сумеешь? – спросил бургундец, игнорируя жалобы.