Опасные земли

Волосы всклокочены, обычно расчесанная волосок к волоску бородка – тоже. Две или три верхние пуговицы его скромного, но чрезвычайно недешевого упелянда, который де Лален при первой встрече едва не принял за рясу, отсутствовали. Не было и пояса с кинжалом и кошелем. С кинжалом все понятно – оружия задержанному не полагалось. С кошельком, если подумать, никаких загадок. Лучники – люди служивые, но кто откажется от небольшой прибавки к жалованию?

Первыми словами доктор обозначил именно тревогу об имуществе.

– Что ваши люди себе позволяют?! Пусть вернут кошель! И пояс! Я за него заплатил больше пяти ливров! Это возмутительный разбой!

Вторыми – тревогу о собственном душевном и физическом здоровье.

– Вы знаете, что они со мной, почтенным человеком, а?! Что вы молчите?! Они надавали мне оплеух! Как конюху, как полотеру! Где это видано! Один догадался выкручивать мне ухо, а второй едва не сломал пальцы! И гоготали при этом, ругаясь так, будто я их крепостной серв! Да только я не крепостной! Возмутительнейшее самоуправство!

Третьими – тревогу о будущем.

– Надеюсь, вы не намерены меня бить?! Вы же дворянин, рыцарь! Вам такое не пристало!

Рыцарь и дворянин, слегка обалдевший от такого потока жалоб, подумал, что с кошельком и ухом лучники, в самом деле, малость перегнули. С другой стороны, он готовился к нудному и противному процессу выколачивания показаний, но, оказалось, не по уму усердные парни Анока сделали почти всю работу, начисто стряхнув с докторской личности пыльцу иллюзий.

– Бить? Сир Уго, что скажете?

Де Ламье, поднявшись во все свои исполинские шесть с половиной футов, грозно скрипнул сочленениями лат. Он надвинулся на испанца, начисто похоронив его под сенью доспехов. Дон Игнасио Хименес, едва доставая рыцарю до подбородка, выглядел в столь огромном контексте сущим подростком.

– Бить? – прошипел де Ламье. – Это зависит от твоих ответов, ты, клистирная трубка!

– Я все скажу! Совсем все! Все, что ни спросите, и даже больше! – вовсе перепуганный доктор растерял давешнюю вальяжность, напоминая все больше не важного господина, а помянутую клистирную трубку.

Он даже ладони сложил молитвенно перед грудью, сразу принявшись их нервически потирать. Нервозность была понятна с первого взгляда – тевтонец до ужаса убедительно нависал и, казалось, при желании мог бы повыдергать ему конечности голыми руками. Кстати, впечатление было не вполне обманчивым, и умный доктор это сразу сообразил.

– Все расскажу! И про вашего шотландца, и про лихорадку эту проклятую, и про французов! Все! Давайте обойдемся без старомодного насилия! Хорошо, господа, право слово! Я буду рассказывать, а юный сир, – он кивнул в сторону де Сульмона, – пусть записывает! Вы, я вижу, основательно подготовились – перо, чернильница, гроссбух! Надо же!

– Ну, смотри! Может, еще поживешь! – де Ламье удовлетворенно кивнул, незаметно подмигнув Филиппу, мол, не извольте сомневаться. – И не приведи Господь тебе соврать! Я тебе сперва пальцы поотрезаю, а потом вот этим…

Перед докторской физиономией показалось лезвие кинжала.

– … начну выковыривать глаза. Ты понял, собака свинская?

После немец присовокупил длинное и грязнейшее ругательство на родном языке, отчего испанец окончательно утратил волю.

– Я, я, я… не надо! Любые сведения, все, что пожелаете!

– Тогда начинай петь, дерьмо ты кошачье, – Уго отступил на шаг, пряча кинжал в ножны за спиной.

– Немедленно! Всенепременно! Да! Но, господа, минуту вашего внимания. Удобнее будет не здесь, а в храме! Это который по левую руку от дома, рядом! Простите, но так выйдет быстрее и понятнее. Потому что надо не только рассказывать, но и показывать, иначе просто не выйдет! Я со всей отпущенной Богом правдивостью! Честно!

– Что такое, что показать? – Филипп ничего не понял, а оттого забыл удивиться этакому докторскому маневру – от полной покорности до каких-то условий.

– Это касается местной, так сказать… Э-э-э… Словом, лихорадки.

Видя, что рыцарь начинает злиться, Хименес заговорил все быстрее, словно пытался утрамбовать слишком много слов в маленький отрезок времени.

– Невозможно пояснить, небывалый случай в практике! Только показать, так понятнее! Вы просто взглянете! Да и в храмине! Там совершенно безлюдно! Некому подслушивать! Вы же, кажется, про конфиденциальность! Заинтересованы! Так сказать, тет-а-тет! Это совсем рядом, полста туазов от дворика! Я…

– Заткнитесь, сеньор, – оборвал его Филипп. – Прекратите блеять, вы же не овца, стыдно! Говорите толком: надо пройти в храм, так? Если так, ведите. И, умоляю, не вздумайте глупить! Мне очень не хочется бегать за вами, а потом причинять ужасную и совершенно ненужную боль. Но мы можем, правда, сир Уго?

– Запросто! – немец оскалился.

– Надо кликнуть с собой караул. Так, ради всякого случая, – сказал Жерар, непривычно рассудительный, верно, с перепугу.

Исполняя собственную мысль, не встретившую возражений, он поместил книгу в седельную суму, а на голову – шлем и быстрым шагом покинул денник.