Следом очистили помещение задержанный доктор в сопровождении двух рыцарей – старого и молодого. Стойло осталось сторожить одинокое перо, забытое в чернильнице на полу.
Солнце стремительно падало к горизонту. Еще один день почти завершился. Навстречу ночи и солнцу из-за края земли ползли тучи. Чернеющий вдали небосклон здесь и там пробивали молнии. Вместе с грозой накатывала духота, воздух был тяжек и плотен, будто светило исполинской раскаленной массой трамбовало небо поверх крыш домов и людских голов. Темный фронт наступал с изрядного расстояния, но не было сомнений – он обязательно захлестнет Сен-Клер.
Площадь маленький конвой пересекал скорым шагом. Пара лучников – неразлучные Жак и Готье по кличке Мердье, а также три де – Лален, Сульмон и Ламье. В серединке между затянутыми в доспех фигурами семенил доктор.
Торопливость была понятна – никому не хотелось быть здесь. Здесь в самом широком смысле – и на площади, внезапно безлюдной, и, конечно, в городе. Всем хотелось разобраться с делами – и по домам. Кроме того, погода пугала скорым ливнем, каковой по зрелому размышлению мог бы объяснить и отсутствие людей на площади. Обыватель попрятался от ненастья.
Мог бы.
Но не объяснял, точнее, таким простым резонам Филипп больше не верил ни на ломаный денье. Опустевшая местность тревожила. Впрочем, рыцаря теперь тревожило почти все.
Храм был освящен во имя Пресвятой Богородицы. Как иначе – Нотр Дам де Сен-Клер, звучит! Для настоящего собора мелковат, ну так и город – вовсе не Реймс или тем паче – Париж. Бургундец помнил здание в лесах – его детские годы сравнялись с окончанием отделочных работ. Храм, как положено, строили и достраивали с четверть века, уж больно дорогим он получился. Но теперь дом божий, сверкая в предвечерних лучах витражами и свежей облицовкой, был чудо как хорош. Он приветствовал гостей тремя стрельчатыми башенками, шеренгой горгулий под крышевым скатом и… приотворенной дверью.
Часы в ратуше гулко били пять пополудни, а Мердье, недовольно морщась, сказал:
– Какого, прости Господи, лешего, почему не звонят к вечерне?
– Какого, прости Господи, лешего дверь не затворена? Это же твоя смена относила шотландца в церковь? – грозно рыкнул в ответ де Лален.
– Так это, милсдарь, не моя! То есть смена-то моя, но тело мы сгрузили на пажей – не самим же ломаться, право слово! – беззаботно отмахнулся лучник. – Мож пажи-то и не закрыли, они ж молодые, службы еще не поняли! Наказать? Если велите – накажем! Только от кого запираться-то? Нет же никого! А шотландцу – ему уже все едино!
Мердье обвел площадь широким жестом, описывая пустоту.
– Я тебя накажу, болван! – вновь зарычал Филипп.
Он мог сослаться на то, что королевский поверенный – знатная особа и его по традиции обрядили в последний путь со всем уважением – в дорогущие доспехи, вложив в руки совсем не дешевый меч. Все это – настоящее богатство, каковое местная публика могла легко свистнуть из незапертой церкви. Но не сослался, потому как его злость касалась иных материй.
– Приказали тебе – тебе и отвечать, дуралей! Придумал тоже – на пажей свалить! Клянусь Богом, Анок с тобой поговорит по-свойски! Дисциплина в отряде, м-м-мать вашу!
Стоило войти внутрь, как оказалось, что злился рыцарь не зря. Тет-а-тет, которым соблазнял доктор, не случился.
Расторопные пажи не поленились озаботиться отпевальным столиком, на который по скорбным случаям ставили обычно гробы. Домовины не имелось в запасе, поэтому, перед алтарем шотландский рыцарь лежал просто так. Кто-то затеплил над ним свечи в двух подсвечниках, успевшие прогореть до половины. Латы траурно сверкали в косых столбах света, которыми был пронзен неф из двух десятков окон по стенам. Поверенный не мог их подслушать, а вот два человека, оказавшиеся подле тела, – очень даже.
И этих двух людей Филипп ждал, как гангрену после ранения, сиречь не ждал вовсе.
Толстый и тонкий силуэт склонились над покойным, а при звуках шагов, гулко отозвавшихся под сводом, заоборачивались.
– А-а-а, дражайшие сиры! Тоже пришли отдать последнюю дань? – раздался противный писклявый голос.
– Что же вы замерли в притворе? Проходите, простимся, как положено! – поддержал его второй, звучный и чистый. – Я смотрю, коллегу Хименеса вы взяли с собой?
– Гектор, ебать его в рот, Аурелио и сраный Петроний! – тихо прошипел Уго, точнее, он хотел, чтобы вышло тихо, но прекрасная акустика разнесла голос по всему храму. – Какого хера вы оба тут делаете? И кто вас выпустил из расположения?!
– Чай, не под арестом, как доктор Хименес, – взяли и ушли, – пояснил итальянец, игнорировав первый вопрос. – Из привратного домика, где мы квартируем, это куда как удобно – не тревожим дорогое начальство! Да что вы замерли, будто привидение увидев? Проходите!