Опасные земли

– Вы скажете слово, я отвечу, спрошу у Игнасио – он ответит – это называется разговор. Так я вижу развитие событий, – ответствовал испанец, опуская руки.

– А ваши люди? – все не успокаивался Уго.

– Просто поскучают в сторонке, обещаю.

– Петроний, скажи, что чертов испашка нас дурит, и мы сейчас пустим кровь, как в старые добрые? – немец поворотился к кабатчику.

– Хм-м-м, быть может, позже, если ты захочешь. Пока в планах унылая трепотня. Вы ни на кого не кидаетесь, мы – тоже ведем себя дружелюбно, а умные люди стирают языки и любопытствуют по мере сил. Такая моя политика! – пропищал итальянец и вдруг оглушительно пернул, будто ручница жахнула.

До того звук под сводами церкви вышел неуместный, что де Сульмон коротко расхохотался, а Уго спрятал оружие, а после, взяв за шиворот доктора, вытолкнул того поближе к соплеменнику.

– Если шеф не возражает – спрашивай, что ты там собирался.

– Извольте! – Филипп выдохнул с облегчением, похоже, немедленное смертоубийство отменялось. – Условие. Я… мы допрашиваем арестованного вместе. И пусть ваши и наши люди отойдут. Дела-то секретные.

Тщедушный Игнасио Хименес, высеменивший на добрых три шага вперед по воле могучего германца, внезапно преобразился. Ни Филипп, ни его спутники, ни, судя по всему, Петроний с Гектором Аурелио такой мгновенной метаморфозы не ожидали. Только что рядом плелся запуганный, сломленный человечек, почти овца или мокрая мышь. И вот испанец выпрямился, приосанившись, гордо зашагал к алтарю, словно хозяин. Голос его, звучный и ясный, зарокотал, перекатываясь меж стен и сводов. Натурально, получился сюрприз почище Петрониева пердежа.

– Что вы, что вы! Какой допрос, господа! Я, как и обещал, сам все расскажу и, что важнее, покажу. Иначе никто из вас даже вопросов верных задать не… г-хм, все ясно. Право, с такой компетенцией толкового допроса не выйдет. А компетенцию вашу я вынужден расценить как недостаточную. Но мы это поправим. Благоволите за мной.

Всеобщее изумление подытожил Уго обычным для себя манером:

– Эй, клистирная трубка, ты не широко шагаешь?! А ну, стой! Сейчас с тобой люди говорить будут…

– Обождите, дорогой друг! – перебил его Гектор, смешно вздернув бороду. – Игнасио и так собрался поведать нам что-то интересное, так пусть поведает без помех. Расспросить его успеется.

«Не пойму, видел я его раньше или нет? – пронеслась через голову бургундца несвоевременная мысль, – ведь обличие у доктора самое знакомое! Седая борода не длинная, не короткая, нос, как клюв, если вспомнить без шлема, так и волосы… Нет, ерунда какая, право, очень характерный тип – раз увидишь, не забыть потом, верно помстилось! Но отчего, скажите на милость, он кажется таким знакомым?»

Между тем Хименес пробирался до горнего места, обогнул лавку с мертвым шотландцем и, бодро протопав про трем ступенькам, достиг алтаря. Жертвенник, покрывала запрестольная риза, на которой стоял потир, накрытый дискосом – не разобрать, золотым или позолоченным, и богато переплетенная книга – Евангелие, конечно. В лучах заходящего солнца клубилась пыль, овевавшая натюрморт наступающего запустения и неухоженности. Видать, давненько не проходилась здесь рука служки, направляемая строгим окриком отца келаря. Впечатление усиливалось двумя вазами, что вмещали не букеты уже, а натуральные гербарии, до того высохли цветы.

За алтарем высился резной иконостас о пяти ажурных башнях. Ловко устроенные проемы совпадали с тремя витражами в храмовых стенах: Богородица, Мария Магдалина и в центре – воздевший руку в благословении Иисус. Все трое в компании живописных святых, казалось, с неодобрением поглядывают и на утвердившееся запустение, и на вооруженных гостей, которые ради грешных резонов не удосужились обнажить головы в доме божьем.

Испанец, совсем забыв о побитом обличье, упелянде без пояса и даже экспроприации кошелька, смотрелся осанисто и важно, словно осознавал собственное не случайное здесь появление. Будто не арестант – хозяин здешних мест. Будто не допрос его ждал, а исповедь… Или проповедь?

«За каким дьяволом, прости Господи, он нас именно сюда приволок и что собирается показать? – подумалось Филиппу. – И как же неудачно получилось с Петронием и этим вторым испанцем! А я, болван, не додумал задержать их на квартире!»

Хименес сделал приглашающий жест, мол, пожалуйте, господа. И господа пожаловали за алтарь. Смущенный вторжением в святая святых де Сульмон непрерывно крестился, то и дело хватаясь за шлем – не снять ли, в алтаре-то? Германец грохотал по камню стальными сабатонами и мрачно глядел из-под забрала. Рыцарь и шеф герцогского аудита тоже, но не мрачно, а скорее с ожиданием неприятностей.