– Он здесь. Он живет. Он действует. Именно из-за него начались лихорадка и настоящее безумие. Горожан стала охватывать чудовищная ярость – вы сами видели и юношу, и ту даму – в переулке. Иногда они убивали голыми руками, зубами, палками. Все это последствия жизни Осколка Тьмы, – испанец горько и коротко хохотнул. – Х-х-ха! Гектор! Кто придумал столь дурацкое название, ты не помнишь? Впрочем, за неимением лучшего… Пусть будет так.
– Если. Ты. Сейчас. Не. Пояснишь. Я. Тебя. Убью, – отчеканил германец, положив руку на меч.
– Как я и говорил, теперь это крайне маловероятно. Но в сторону. Вы хотели ясности? Я обещал ее показать? Ну что же… все пояснения даны. Как сказано в Писании: имеющий уши слышать – услышит. Пора, чтобы имеющие глаза видеть – увидели. И как речено в старину: Sapienti sat. Впрочем, это уже все равно.
Хименес ткнул рукой в сторону престола.
– Алтарная плита, сдвиньте ее. Столь мощным мужам это не составит затруднений.
Никто и пошевелиться не успел, когда де Ламье, в два шага подскочив к алтарю, уперся в край плиты, крякнул от натуги, и двухдюймовый мрамор со скрежетом подался на пядь. Потом еще. И еще. И еще. И…
Могучий, бесстрашный воин, повидавший на своем веку такое, что хватило бы на три жизни, не боявшийся ни Бога, ни черта, ни человека, который на грешной земле бывает страшнее и того и другого, внезапно тонко вскрикнул. Да не вскрикнул, почти завизжал, отступил на шаг, запнулся и покатился по полу в грохоте лат.
Спустя миг спутники поняли отчего.
Если это был осколок, то каково же целое?
Над алтарем стояло сияние, не излучавшее света. Тьма, не знавшая ничего, кроме тьмы, древнее самой тьмы, темное настолько, что могло быть светом, но не было им. Нечто крохотное, как точка, и одновременно казавшееся огромным, больше вмещавшего его алтаря и даже собора. Оно не имело формы и обладало всеми формами этого мира и чего-то, что было далеко за его пределами. Взор легко пронзал его и не мог пробиться, как через каменную стену, ибо осколок был прозрачен и глух одновременно. Но вглядываться в его нутро было невозможно – казалось, что ты канешь в этот водоворот навсегда.
Жерар лязгал зубами от ужаса.
– Они… они на этом готовили причастие? – только и смог вымолвить он.
Петроний, отступая назад, силился закрыть лицо руками.
Уго скреб латными башмаками по камню, норовил встать и отползти от почерневшего в не-свете алтаря подальше.
Гектор в остолбенении выкатил глаза, вглядываясь в Осколок.
А Филипп простонал:
– Почему оно нас не убило? Почему оно нас не свело с ума? Почему мы до сих пор живы? Это же… это же…
– Вы живы, потому что я не дал вас убить. Вы были нужны, – Хименес поднялся из кресла, двинувшись медленно вперед.
– Зачем?
– Хозяину нужны руки, хозяину нужен воин, хозяину нужна тень. Воину нужен проводник, чтобы найти хозяина. Теперь все в сборе, вы здесь, – доктор еще на шаг приблизился к алтарю.
– Какой хозяин, какая тень? – слабо даже не проговорил, проскрипел рыцарь, чувствовавший, как его голову, саму его суть буквально разрывает близость исполинской мощи и сияющей тьмы.
– Вы хотели завладеть вот этим, а, Гектор? Орден – сборище ослов, не лучше дурака короля, жадного идиота бургомистра. Предмет! Оно похоже на предмет? Оружие? Попробуйте взять его в руки. Власть? Управьтесь с нею. Бессмертие? Есть вещи гораздо хуже смерти. Смотри, брат, – вот что ты искал и наконец нашел. Но обрести ты его не сможешь, – доктор наконец обернулся к Филиппу. – Как я и сказал, рыцарь, вы были нужны. Но больше нет – лишь один из вас. Хозяин – это я. Я обрел частицу тьмы пришельца с черных небес.
– Но как? – выговорил дон Гектор. – Это считалось невозможным, во всех книгах, везде!
– Орден – сборище ослов, брат. Есть только один способ и одна цена – жизнь. Я его и оно – мое, потому что я заплатил цену, – Хименес дошел до алтаря, повернулся к нему спиной и развел руки, словно пародия на распятого Иисуса, немо смотревшего с витражных стекол.
Сияние тьмы обволакивало испанца. Обнимало его. Было им.
– Ты опоздал, брат. Все опоздали. Я объявляю себя Хозяином! – пророкотал внезапно мощный голос.
И Тьма исчезла.
– В какие игры ты здесь играешь, чертов колдун? – засипел Уго, поднимаясь с пола. – Я убью тебя, я сожгу тебя и весь этот чертов город!
– Сожгу? Какая бедная фантазия, – Хименес, или то, что было испанским доктором, улыбнулся, или улыбнулось, растянув бескровные губы.
– Цена – это жизнь, говоришь? Уплачено многократно, готов еще! Я не ученый засранец, но эту игру выучил на отлично! Попробуй доброй стали! – вновь сверкнул меч, затрепетавший у латного плеча, а голос, слова де Ламье вновь обрели силу и, казалось, зажили своей жизнью, мечась под сводами храма. – Ни один говнюк не устоит против двух футов острого железа в брюхе, вот что я верно выучил!
– Игра? Вы постоянно говорите об игре, сир, видно, вам это нравится. Ну что ж, наслаждайтесь.
Из глубины нефа кто-то вскрикнул, а потом раздались чудовищные богохульства, изрыгаемые лучниками Службы Тела и бандитами.