Опасные земли

Анок, вовсе потерявшись в потоках всей этой нелепицы, шагнул было к черному ходу, как из денника за спиной раздалась не многоголосая какофония, в которой лучник подозревал какую-то пакость, а один пронзительный вопль, наполненный такой болью и ужасом, громкий и долгий настолько, что разом накрыл и раскаты грома, и крики в стойле. Из занятых денников разом повылетала вся подвахтенная смена с оружием в руках. А вопль все длился.

– Свет мне, быстро!!! – приказал дизанье, и кто-то сунул ему траншейный фонарь – стальную трубу с узкой амбразурой в дверце. – Пали!!!

Лязгнуло кресало о кремень, на фитиль полетели искры, огонек разгорелся, отразившись в оловянном зеркале. Сноп направленного света взрезал полумрак за решеткой. В центре жердины один трясся, второй – клацал зубами, как давеча. Раненый теперь не стоял у ворот стойла, а лежал поверх одного из бандитов, скрывая его почти полностью. Движения он совершал такие, будто вдумчиво целовал подмятого под себя человека. Сцена была дикая, с таким содомским накалом, что Анри не в первый миг понял, что смертный крик исходит именно отсюда, от этой парочки. Потому что раненый не целовал наемника.

Он жрал его лицо.

* * *

Дверь, ведущая из дома бургомистра в ратушу, оказалась заперта на ключ. Где его искать – Бог весть, поэтому кутилье Крюшо взялся за топор. Доски из отличного высушенного дуба в частой клепке выглядели убедительно. Петли с пожилинами в добрых два фута – тоже. Вынести преграду с пары ударов не вышло бы, невзирая на тяжелый саперный топор и преизрядную силушку солдата.

Крюшо взялся рубить расчетливо – вокруг врезанного в дверь замка. Дело вышло нелегкое. Приходилось целиться в стык с косяком, да так, чтобы не угодить по кованой замочной доске или массивным головкам заклепок. Но дело спорилось, лезвие раз за разом хрустело по дереву, кутилье с хэканьем выдирал топор, замахивался и бил снова и снова. Еще немного, и можно будет вставить в щель массивную железяку и отжать дверь.

Паж Жакуй завороженно следил и постоянно лез под руку с советами.

– Точнее, точнее цель! Эх, зачем из-за головы, надо не сильно, надо аккуратно! Осторожнее, черт здоровый! Сейчас топор загубишь, чем тогда арсенал вскрывать-то?! Там воротина, вестимо, покрепче слажена! Ай, надо было самому! Долго ты возиться собрался? Сила есть, а умом-то Бог обделил! Дай мне, а? Уж я бы давно! Да не попади по гвоздю, второго топора не прихватили! Наискось, наискось бери! Это тебе не в караул через день, тут думать надо!

Сопровождение закономерно бесило бравого кутилье, и он бесился – кто бы на его месте устоял? В конце концов Крюшо пришлось изругать Жакуя «бородавкой маминой писи», обещав всенепременно дать в морду, так что тот навалит полботфорта.

– Держи фонарь ровнее, остолоп, не видно ни пса! – закончил он и добавил: – Чем языком чесать, сходи глянь, кто там ходит!

– Что? Где? Да никто не ходит, это тебе послышалось! – заоборачивавшись ответил паж.

Крюшо, прошипев нечто вроде «еще и в уши долбится, придурок», рыкнул:

– Поговори мне, присосались, понимаешь, к бургундской сиське, не оторвешь, пока не порвешь! Сходи да глянь – не развалишься! Если Анри прислал подмогу – волоки ее сюда, а то знаем, их на помощь, а они по сундукам шустрить! Если просто воруют – все равно волоки, мало ли какую тяжесть со склада тащить!

– А ну как они откажутся?

– А ну тогда я сперва тебе дам в рыло, а после – всем прочим! – оставив дверь, здоровяк Крюшо поднес кулак к Жакуевой физиономии. – Чуешь, чем пахнет?

Кулак показался слуге убедительным. Он хмыкнул и пошел проверять.

Ход в ратушу был устроен в комнатке пять на семь шагов с невысоким потолком – только-только топором размахнуться. Для кладовки великовата, для прихожей – в самый раз. Над низким косяком висела лампа, которую и затеплили от фонаря, так что света едва, но хватало. Вторая дверь, теперь прикрытая, вела в бургомистровскую залу на первом этаже. Там-то чуткий кутилье и смог разобрать звуки шагов, несмотря на болтовню Жакуя, стук стали о деревяшку, а пуще всего – непрекращающиеся раскаты грома, вой ветра и постоянную барабанную дробь дождя по крыше.

Крюшо с раздражением глянул в спину пажа, который успел сделать кругом и теперь плелся на выход – бдеть.

– Трещотка задолбавшая, – тихо прошипел солдат и, обернувшись, поплевал на руки.

Пора рубить. По прикидкам, оставалось ударов пять-шесть. Ну, может, десять.

В прихожей было душно.

Смесь запахов: трудовой пот и немытые военные тела, аромат дорогого елея, который бургомистр не жалел на освещение самых заштатных помещений, прогорклое масло из их собственного фонаря. И чем-то еще потягивало. Да практически дерьмом. Или не дерьмом… Так мог бы смердеть только что вскрытый фурункул. А то еще какая дрянь, о которой думать не хотелось.

Крюшо и не думал.

Топор врубился в дверь, вторая дверь, в зал, скрипнула. И думы о вони пришли сами собой.

Вместо свежего воздуха комнатку буквально затопил тот самый смрад, густой и омерзительный.