И такова была сила ее переживаний, что она представила свое разложение и даже почувствовала легкую дурноту. Целый миг она стояла и смотрела на прекрасный, равнодушный мир широко раскрытыми глазами, пока не пришла в себя. Рукопись, лежавшая у самого сердца, начала ерзать и биться, словно живая, и, что еще более странно и показывает, насколько велико их взаимное понимание, Орландо, наклонив голову, расслышала, что та ей говорит. Рукопись хотела, чтобы ее прочли. Ей непременно нужен читатель! Если ее не прочтут, поэма умрет у нее на груди. Впервые в жизни Орландо с негодованием восстала против природы. Вокруг нее хватало элкхундов и розовых кустов. Но ни собаки, ни розы не умеют читать. Прежде она не замечала столь прискорбной оплошности Провидения. Даром чтения наделены лишь люди. Ей нужны люди! Орландо позвонила в колокольчик и приказала запрягать карету, чтобы немедленно ехать в Лондон.
– Миледи, вы успеваете на поезд в одиннадцать сорок пять, – сообщил Баскет.
Орландо еще не знала об изобретении парового двигателя, но ее так поглотили страдания существа, которое, не будучи ею самой, зависело от нее целиком и полностью, что она, хотя и видела железнодорожный поезд впервые в жизни, села в вагон, позволила укрыть себе ноги пледом, даже не задумавшись о том, как «это потрясающее изобретение (так утверждают историки) совершенно изменило облик Европы за последние двадцать лет» (что случается гораздо чаще, чем полагают историки). Она заметила лишь, что внутри ужасно грязно, все дребезжит, и окна заедает. Глубоко задумавшись, она докатила до Лондона за неполный час и теперь стояла на платформе вокзала Чаринг-Кросс, не зная, куда податься.