Читаем Орландо полностью

И нам ясно, что справиться с этой задачей можно лишь двумя способами: изложить ее выводы в шестидесяти томах ин-октаво, либо втиснуть их в шесть строк длиной, как эта. Поскольку времени в обрез, мы руководствуемся экономией и выбираем второй вариант; итак, начнем. Орландо пришла к выводу (открыв полдюжины книг), что отсутствие посвящений вельможам весьма странно, далее (переворошив целую кипу мемуаров), что у половины авторов генеалогическое древо вполовину ниже ее собственного, далее поняла, что было бы крайне неуместно завернуть щипцы для сахара в десятифунтовую банкноту, если ждешь на чай мисс Кристину Россетти, далее (найдя полдюжины приглашений на праздничные обеды по случаю столетних юбилеев), что, съев столько обедов, литература неизбежно делается весьма тучной, далее (получив приглашения на пару десятков лекций о влиянии того на это, о возрождении классицизма, о сохранении романтизма и прочих увлекательных названий в том же роде), что, прослушав все эти лекции, литература неизбежно делается весьма скучной, далее (посетив прием, устроенный супругой пэра), что литература, поскольку кутается в меховые палантины, делается весьма респектабельной, далее (посетив звуконепроницаемую комнату Карлейля в Челси), что гений, с которым нужно так нянчиться, делается существом весьма изнеженным, и наконец добралась до окончательного, в высшей степени важного вывода, но его придется опустить, поскольку заявленный объем в шесть строк давно превышен.

Придя к такому выводу, Орландо довольно долго стояла, глядя в окно. Ведь прийти к какому-то выводу – это словно бросить мяч через сетку и ждать, когда невидимый противник перебросит его обратно. Что вернется к ней с бесцветного неба над Честерфилд-хаусом? И так она довольно долго стояла, сложив руки на груди. Внезапно Орландо вздрогнула – здесь нам остается только пожелать, чтобы, как и в прошлый раз, Беспорочность, Целомудрие и Скромность распахнули дверь и дали нам передышку, во время которой мы могли бы придумать, как бы поделикатнее сформулировать то, о чем должен сообщить биограф. Но нет! Набросив на обнаженную Орландо белый покров и увидев, что он не долетел, три леди умыли руки на много лет и теперь заняты чем-то другим. Неужели этим бледным мартовским утром не случится ничего, что позволит смягчить, завуалировать, прикрыть, утаить, завесить сие неоспоримое событие, чем бы оно ни было? Ибо после внезапного, резкого содрогания Орландо… Хвала небесам, в тот же миг снаружи заиграла одна из тех хрупких, пронзительных, мелодичных, прерывистых шарманок, с которыми все еще ходят по дворам итальянские шарманщики. Давайте же сочтем это скромное вмешательство музыкой сфер и позволим ей, вместе со всеми вздохами и стонами, заполнять нашу страницу звуком до тех пор, пока не настанет момент, когда будет уже нельзя отрицать очевидное, момент, который предвидели лакеи и горничные, да и читатель тоже скоро заметит, поскольку сама Орландо игнорировать его уже не могла – пусть шарманка звучит, пусть несется наша мысль по волнам музыки, покачиваясь, словно игрушечный кораблик; ведь мысль – самое неповоротливое, самое непредсказуемое из всех средств передвижения, пусть взмывает над крышами и садиками, где сушится белье – что это за место? Узнаете зеленые лужайки и колокольню посередине, узнаете ворота с лежащими по бокам львами? Да, это Королевский ботанический сад в Кью! Пожалуй, Кью сойдет. Итак, мы в Кью, и сегодня, второго марта, я покажу вам под цветущей сливой мышиный гиацинт, и крокус, и бутоны на миндальном деревце, мы прогуляемся здесь и будем думать про луковицы, мохнатые и красные, которые воткнули в землю в октябре, и теперь они в цвету; мечтать о большем, о чем нельзя говорить вслух, достанем из пачки папиросу или даже сигару, и сядем кругом под дубом (как требует рифма) в ожидании зимородка, как говорят, порхающего по вечерам от берега к берегу.

Смотрите! Смотрите! Зимородок летит – нет, не летит.

Тем временем взгляните на фабричные трубы, на дым, взгляните на городских клерков, проносящихся мимо на лодках. Взгляните на пожилую леди с собачкой и на горничную в новой шляпке слегка набекрень. Взгляните на всех! Хотя Провидение милостиво распорядилось, чтобы тайны сердец были сокрыты, так что мы вечно вынуждены подозревать то, чего, может, и нет, и все же сквозь папиросный дым мы видим, как вспыхивают и мигом исполняются все сокровенные желания – кто-то получает шляпку, кто-то лодку, кто-то крысу в канаве; как некогда вспыхнуло пламя – что за дурацкие кульбиты выделывает наш ум, когда растекается мыслью по древу под звуки шарманки – как некогда вспыхнуло пламя костра на лугу возле минаретов Константинополя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
К востоку от Эдема
К востоку от Эдема

Шедевр «позднего» Джона Стейнбека. «Все, что я написал ранее, в известном смысле было лишь подготовкой к созданию этого романа», – говорил писатель о своем произведении.Роман, который вызвал бурю возмущения консервативно настроенных критиков, надолго занял первое место среди национальных бестселлеров и лег в основу классического фильма с Джеймсом Дином в главной роли.Семейная сага…История страстной любви и ненависти, доверия и предательства, ошибок и преступлений…Но прежде всего – история двух сыновей калифорнийца Адама Траска, своеобразных Каина и Авеля. Каждый из них ищет себя в этом мире, но как же разнятся дороги, которые они выбирают…«Ты можешь» – эти слова из библейского апокрифа становятся своеобразным символом романа.Ты можешь – творить зло или добро, стать жертвой или безжалостным хищником.

Джон Стейнбек , Джон Эрнст Стейнбек , О. Сорока

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза / Зарубежная классика / Классическая литература