Осень в Пекине. Рассказы

— В Эксопотамии есть вакантное место отшельника,— сказал аббат.— Мы определим вас туда. Там вам будет очень плохо.

— Прекрасно! — сказал Клод.— Я буду молиться за вас.

— Аминь! — произнес аббат.

— Бурр-и-Бам-и-Рататурр!..— следуя католическому обряду, проговорили они хором, что, как известно каждому, заменяет крестное знамение.

Клод стоял у маленького окошка, затем он опустился на колени и принялся молиться от всего своего астрального сердца.

В

...Вы слишком преувеличиваете непристойность смешанных браков.

Мемуары Луи Русселя. Стокк, 1908. С.115.

1

Ангел ожидал Анну и Рошель[5]; сидя на стершемся камне балюстрады, он наблюдал за тем, как зоотехники производили в сквере ежегодное ощипывание голубей. Это зрелище радовало глаз. Зоотехники были одеты в белоснежные халаты и передники из красного сафьяна с изображением герба города. Они были оснащены машинками для ощипывания специальной модели и обезжиривающим веществом, предназначенным для крыльев водоплавающих, которыми просто кишел этот район города.

Ангелу нравился момент, когда пух начинал взлетать, и его тут же всасывало в хромированные сборники цилиндрической формы, которые помощники зоотехников перекатывали на тележках с пневматическими шинами. Этот пух использовался для набивки перины Президента советчиков и наводил на мысль о морской пене, которую большими белыми хлопьями, дрожащими на ветру, выносит на берег, и если на нее наступить ногой, она просачивается между пальцами. Пена мягкая, а высыхая, становится слегка бархатистой. Анны и Рошель все не было.

Конечно же, во всем был виновен Анна. Никогда он не мог приехать вовремя или же решиться доверить ремонт своей машины механику. А Рошель наверняка все еще дожидается Анну, который должен был заехать за ней. Ангел был знаком с Анной вот уже пять лет, а с Рошель — меньше. Он окончил с Анной одно и то же учебное заведение, но получил низшую должность, потому что не любил работать. Анна руководил коммерческим отделом в Компании по производству щебенки для железных дорог, а Ангел довольствовался куда более скромным положением на предприятии, изготовлявшем стеклянные колбы для ламп. Он осуществлял техническое руководство.

Солнце металось по небу и не знало, где ему остановиться; запад и восток вместе со своими двумя товарищами затеяли игру в прятки, и солнце издалека никак не могло разобрать, кто где. Люди пользовались создавшейся ситуацией. И только зубчатые колеса солнечных часов не могли крутиться в нужном направлении, они ломались одно за другим, создавая при этом ужасный скрип и визг; солнечный свет несколько смягчал эти кошмарные звуки. Ангел взглянул на часы. Его друзья опаздывали на полциферблата. А это было уже много. Он поднялся и пересел на другое место. Отсюда ему было видно лицо одной из девушек, державших голубей, предназначенных для ощипывания. На ней была очень короткая юбка, и взгляд Ангела прошелся по ее круглым золотистым коленям, а затем прокрался между длинных точеных бедер; там ему стало жарко, и, не слушая Ангела, желавшего удержать его на месте, он занялся собственным делом. Смущенный Ангел с сожалением прикрыл глаза. Умерший взгляд так и остался на своем месте, и девушка, через несколько минут поднявшись и отряхнув юбку, сама того не заметив, сбросила его на землю.

Ощипанные голуби делали безнадежные попытки взлететь, но быстро уставали и почти сразу же падали на землю. После этого они были уже не в силах шевелиться и позволяли привязать себе крылья из желтого, красного, зеленого или синего шелка, которые им щедро поставлял муниципалитет. Затем им показывали, как этими крыльями пользоваться, и птицы, полные достоинства, возвращались в свои гнезда, а их торжественный полет походил на священнодействие. Это зрелище начало надоедать Ангелу. Подумав, что Анна вовсе не приедет — наверное, повез Рошель куда-нибудь в другое место,— он опять поднялся.

Ангел пересек парк и прошел мимо группы детей, которые забавлялись тем, что убивали молотками муравьев, играли в классики, совокупляли древесных клопов и предавались прочим соответствующим их возрасту играм. Женщины шили из клеены слюнявчики, дабы младенец мог безбоязненно опрокинуть свою бутылочку, или же просто лелеяли своих чад. Некоторые из них занимались вязанием, другие только ради приличия делали вид, что вяжут, в чем можно было легко убедиться, поскольку у них не было пряжи.