Осень в Пекине. Рассказы

— Что?! — возмутился Пиппо.— Разрушить великолепную гостиницу Баррицоне?! Лучше бы те, кто отведал мои спагетти по-болонски, остались друзьями Пиппо на всю жизнь!

— Сожалею,— сказал Амадис,— но декрет уже подписан. Считайте, что гостиница реквизирована.

— А как же я? — спросил Пиппо.— Что делать тогда мне? Может, опять возвращаться в бригадиры землекопов, а?

— Убытки вам будут возмещены,— сказал Амадис.— Не сразу, конечно.

— Порросятины! — проворчал Пиппо.

Он повернулся к Амадису спиной и вышел, не закрыв за собой дверь. Амадис окликнул его.

— Закройте вашу дверь!

— Это больше не моя дверь,— зло бросил Пиппо.— Сами и закрывайте!

Амадис подумал, что ему следовало бы реквизировать вместе с гостиницей и самого Пиппо, но формальности в подобном деле оказались бы значительно сложнее и заняли бы чересчур много времени. Он встал и обошел вокруг стола. Он столкнулся нос к носу с Ангелом, который вошел, не постучавшись по уже известной причине.

— Здравствуйте, мсье,— сказал Ангел.

— Здравствуйте,— не подавая ему руки, сказал Амадис.

Он сделал полный круг вокруг стола и вернулся на свое место.

— Закройте, пожалуйста, за собой дверь,— сказал он.— Вы хотите со мной переговорить?

— Да,— сказал Ангел.— Когда нам выплатят жалованье?

— Что-то вы очень торопитесь!

— Мне нужны деньги, а их нам должны были выплатить три дня назад.

— А вы отдаете себе отчет в том, что мы находимся в пустыне?

— Нет,— сказал Ангел.— В настоящих пустынях не бывает железных дорог.

— Это уже софизм,— заметил Амадис.

— Понимайте, как хотите. Здесь еще часто бывает 975-й.

— Да,— согласился Амадис,— но такую передачу невозможно доверить сумасшедшему водителю.

— Кондуктор-то не сумасшедший!

— Я уже однажды ездил с ним,— произнес Амадис.— Уверяю вас, он ненормальный.

— Так можно долго дожидаться,— заметил Ангел.

— Вы славный парень,— сказал Амадис.— Я хочу сказать, внешне. У вас... достаточно приятная кожа. Я хотел бы вам кое-что сказать, но только вечером...

— Почему же? — удивился Ангел.— Скажите прямо сейчас.

— Я вам об этом скажу, если вы действительно будете славным парнем. Подойдите ближе.

— Не советую вам ко мне прикасаться,— сказал Ангел.

— Посмотрите на него! Его сразу же заносит! — воскликнул Амадис.— Не будьте таким!

— Я не понимаю вас.

— Вы еще молоды. У вас впереди много времени, чтобы измениться.

— Вы скажете мне то, что собирались, или мне уходить? — спросил Ангел.

— Хорошо, ваше жалование уменьшено на двадцать процентов.

— Чье это ваше?

— Ваше, Анны, исполнительного персонала и Рошель. Всех, кроме Арлана.

— Вечно этот негодяй Арлан! — вырвалось у Ангела.

— Если бы вы проявили некоторую добрую волю,— сказал Амадис,— я мог бы вам в этом помочь.

— Доброй воли мне не занимать,— сказал Ангел.— Свою работу я закончил на три дня раньше срока, о котором вы меня просили, а сейчас я почти завершил расчеты основных элементов главного вокзала.

— Не стану настаивать на том понятии, которое я вкладываю в слова "добрая воля",— сказал Амадис.— За разъяснениями можете обратиться к Дюпону.

— Кто это такой?

— Повар археолога,— сказал Амадис.— Этот Дюпон славный парень, но такая шлюха!..

— Ах, вот что! Понимаю, о ком вы говорите.

— Нет. Вы путаете его с Лардье. Этот Лардье внушает мне отвращение.

— Однако...— произнес Ангел.

— Нет, Лардье действительно отвратителен. К тому же он был женат.

— Понимаю.

— Вы не могли бы меня полапать, а? — попросил Амадис.

Ангел ничего не ответил.

— Знаю, вас это смущает. Я не привык с кем угодно откровенничать, но должен признаться, что прекрасно знаю, что вы все думаете обо мне.

— И что же? — спросил Ангел.

— Да то, что мне на все наплевать. Что вы можете поделать с тем, что я педераст?

— Я поделать ничего не могу,— сказал Ангел.— В каком-то смысле меня это даже устраивает.

— Из-за Рошель?

— Да, из-за Рошель,— ответил Ангел.— Я предпочитаю, чтобы вас она не интересовала.

— Неужели я такой обольстительный? — спросил Амадис.

— Нет,— ответил Ангел.— Вы отвратительны, но вы — начальник.

— Как-то странно вы ее любите,— сказал Амадис.

— Мне известно, какая она. Моя любовь к ней не мешает это видеть.

— Как вы можете любить женщину? — произнес Амадис. Казалось, он говорил сам с собой.— Немыслимо! Эти мягкие части тела, которых у них так много! И эти влажные складки...— Он содрогнулся.— Ужасно...

Ангел рассмеялся.

— Ладно,— сказал Амадис,— пока прошу вас не говорить Анне о понижении жалования. Я сам сообщу ему это конфиденциально. Как женщина — мужчине.

— Спасибо,— сказал Ангел.— Вы знаете, когда будут деньги?

— Не знаю. Я тоже жду.

— Ладно.— Ангел опустил голову, посмотрел на свои туфли, и не найдя в них ничего особенного, снова поднял глаза.— До свидания.

— До свидания,— ответил Амадис.— И не думайте о Рошель.

Ангел вышел и сразу же вернулся обратно.

— Где она? — спросил он.

— Я отправил ее на остановку 975-го отнести письма.

Он снова вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

VI