Осень в Пекине. Рассказы

— Согласен. Итак, эти люди так долго и глубоко исследовали формы мысли, что за этими формами не увидели самой мысли. А если их ткнуть в нее носом, они начинают замыливать вам глаза другой формой. Да и саму форму они обогатили большим количеством деталей и замысловатых механических приспособлений, стараясь выдать ее за мысль, чисто физическое происхождение которой — рефлекторное, эмоциональное и сенсорное — они совершенно не замечают.

— Я ничего не понимаю,— сказал Жуйманжет.

— Это — как джаз,— ответил Ангел.— Транс.

— Начинаю смутно догадываться,— сказал Жуйманжет.— Вы хотите сказать, что подобным образом одни индивидуумы способны это воспринять, а другие — нет.

— Да,— ответил Ангел.— Когда находишься в трансе, очень любопытно наблюдать, как люди продолжают манипулировать своими формами. Я хочу сказать, когда чувствуешь мысль. Материальную вещь.

— Ваши объяснения туманны,— сказал Жуйманжет.

— А я и не стараюсь ясно изъясняться,— ответил Ангел,— мне противна попытка объяснить вещь, которую я так ясно ощущаю, да и к тому же мне наплевать на то, разделяют другие мое мнение или нет.

— С вами трудно спорить,— произнес Жуйманжет.

— Возможно. Однако примите во внимание то смягчающее обстоятельство, что за все время пребывания здесь я впервые пустился в подобные рассуждения.

— Вы сами не знаете, чего хотите,— заметил Жуйманжет.

— Если я удовлетворен своими руками и ногами,— сказал Ангел,— если я могу быть мягким и расслабленным, словно оболочка со звуком внутри, я знаю, что у меня есть то, что я хочу, потому что тогда я могу думать так, как бы мне хотелось.

— Я совершенно отупел,— произнес Жуйманжет.— Имманентная, имплицитная и императивная опасность, которой я в настоящее время подвергаюсь — простите мне эту аллитерацию,— должно быть, объясняет тошнотворное и соседствующее с комой состояние, в котором пребывает моя оболочка сорокалетнего бородача. Лучше поговорите со мной о чем-нибудь другом.

— Если я стану говорить о другом,— сказал Ангел,— я буду говорить о Рошель, а это разрушит то здание, которое я с таким трудом построил несколько минут назад. Ведь мне хочется переспать с Рошель.

— Но ведь это же естественно,— сказал Жуйманжет.— И мне тоже. Если вы не видите в этом ничего плохого и если полиция оставит мне на это время, я надеюсь сделать то же самое после вас.

— Я люблю Рошель,— сказал Ангел.— Возможно, это заставит меня наделать глупостей, потому что у меня нет сил более терпеть. Моя система слишком совершенна, чтобы когда-либо найти себе применение в жизни; кроме того, ее невозможно выразить словами, т.е. кому-либо объяснить, и таким образом мне придется применить ее самому, к чему люди не будут готовы. Соответственно глупости, которые я собираюсь натворить, ничего в этой жизни не изменят.

— Какая система? — спросил Жуйманжет.— Сегодня вы окончательно меня доконали.

— Моя система решения всех проблем,— сказал Ангел.— Я действительно нашел всеобщее решение. Это превосходное и очень действенное решение, но оно известно только мне одному, а из-за большой занятости мне некогда донести его до других. Я занят работой, и я люблю Рошель. Понимаете?

— Существуют люди, которые заняты куда более серьезными вещами,— сказал профессор.

— Да,— согласился Ангел,— но еще нужно время, чтобы поваляться пластом, плюя на землю. Скоро я этим займусь. Я многого ожидаю от этого занятия.

— Если завтра меня арестуют, я попрошу вас присмотреть за интерном,— сказал Жуйманжет.— Прежде, чем убраться отсюда, я отрежу ему руку.

— Вас еще рано арестовывать,— сказал Ангел.— У вас еще есть один труп в запасе.

— Иногда они арестовывают заранее,— ответил профессор.— Сейчас все законы действуют навыворот.

VIII

Аббат Птижан широким шагом шел по дорожке. Он нес тяжелую переметную суму и небрежно размахивал подвязанным на веревочке требником, как это делают школьники со своими чернильницами. Дабы усладить слух (и напустить на себя больше святости), он напевал старинный религиозный гимн:

Зе-леная мышь
Бе-жала в траве
Я сло-вил за хвост
И по-казал этим господам
Эти го-спода сказали
Оку-ните ее в масло
Оку-ните ее в воду
По-лучится
Го-рячая улитка
В ко-жаной оболочке
По ули-це Лазара Карно
В доме но-мер ноль.

Каблуком он выбивал традиционный такт гимна, и его физическое состояние, находясь в прямой зависимости от всех этих видов деятельности, казалось ему вполне удовлетворительным. Иногда прямо посреди дорожки попадался куст остроконечной травы, шипообразные стебли которой больно царапали его лодыжки под сутаной, но что могли значить подобные мелочи? Ничего. Слава Богу, аббату Птижану приходилось видывать и не такое.

Он увидел, как дорогу перебежала кошка, и подумал, что уже находится у цели. Вдруг он оказался в центре лагеря Афанагора, прямо в его палатке, который трудился над одной из своих стандартных коробок, никак не желавшей открываться.

— Привет! — сказал археолог.