Читаем Осколки голограммы полностью

Здесь и кроется ловушка для читателя, раскрывшего страницы мемуаров с познавательной целью и ищущего фактов. Описанный Панаевой эпизод с участием Тургенева есть картина ее отношения к Тургеневу (биография мемуаристки) и частичная картина события с участием Тургенева (биография Тургенева). Более полная картина действий и мотивов Тургенева может быть гипотетически выстроена по другим источникам; гипотетически потому, что любая реконструкция может быть только гипотезой. Более полная картина отношений мемуаристки к действительности, ее основных акцентов в повествовании о прожитом может быть также гипотетически выстроена по аналогичному анализу других описываемых ею эпизодов. Один эпизод есть контрапункт двух партий, разворачивающихся одновременно, но имеющих автономное значение: эпизод (например) из истории литературного сообщества (переданный адекватно или нет) и впечатление, переживание частного лица (мемуариста). И то и другое – факт: факт объективной действительности и факт субъективного восприятия, формально – мнение. Реконструкция эпизода с допущением гипотезы позволяет высветить причинно-следственные связи в цепочке событий, частично известных мемуаристу, и причинно-следственные связи восприятия мемуаристом того, что стало ему известно. Таким образом комментатор получает возможность пояснять упоминаемое событие, опираясь на восстановленную картину событий, и характер этого упоминания – опираясь на выводы о специфике восприятия и степени осведомленности мемуариста в том, что он описывает.

Пример с мемуарами Панаевой нагляден именно в силу ее легко прослеживающейся субъективности. Вывод об ошибочности ее «бытового» суждения над художником, как ни парадоксально, лишает исследователя исторической перспективы. Из текста Панаевой прочитывается, что в межличностной сфере отношений между крупными художниками эти и такие особенности характера Тургенева предопределили это и такое развитие конфликта, иными словами – что субъективное освещение отражает хотя не главную и неприглядную, но часть объективной реальности. И это, во-первых, свидетельство очевидца о линии поведения исторического лица в ситуации конфликта. Свидетельство пристрастное, но подтверждаемое независимыми источниками. Во-вторых, стремление уяснить и обозначить человеческую личность – центральная задача психологической прозы, в развитие которой внесли лепту герои мемуаров Панаевой. И в-третьих, развитие филологической мысли в это время уже выдвигало вопрос о психологии пишущей личности в ряд самых насущных. Как представляется, было бы продуктивно рассмотреть субъективные и намеренно «житейские» «Воспоминания» Панаевой как интуитивно найденный аргумент против характерного для эпохи чрезмерного сближения личности писателя, его героя и социально-общественного типа, который описан посредством обращения к художественным произведениям. Для современной литературоведческой мысли это трюизм, но в историко-литературном аспекте это вопрос о взаимоотношениях писательской (мемуарной) практики и формирующейся системы общественных и эстетических воззрений. В этом отношении субъективная «правда» мемуаристки есть один из ракурсов, позволяющих видеть действительность. Состоятельность аргументов Панаевой подлежит проверке, но характер ее письма указывает на несомненную включенность в магистральную литературную традицию.

Было бы неправомерно ставить вопрос о моральной оценке мотивов и высказываний Панаевой, о ее правоте или неправоте. Такой вопрос, на наш взгляд, находится за рамками историко-литературного исследования. Но если он субъективно необходим конкретному читателю, которого занимают проблемы этики, решению этого вопроса должно предшествовать беспристрастное, безоценочное уяснение мотивов и задач мемуариста посредством обращения к фактам в их причинно-следственной связи.

Два рассмотренных примера показывают как эпизод мемуаров может быть проанализирован с точки зрения жанровой природы текста. Поэпизодный комментарий к тексту мог бы быть более наглядным и доказательным. Этот метод подразумевает предварительную реконструкцию эпизода по всем имеющимся источникам, включая собственно литературный контекст. Метод затратный с точки зрения усилий исследователя и часто опирается на гипотезу, в чем его уязвимость. Но, несмотря на два уязвимых пункта, поэпизодный комментарий способствовал бы более глубокому осмыслению текстов мемуарного жанра, лишь кажущегося простым.

Анекдот как жанровая составляющая мемуаров

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное