В числе возможных мотивов, думается, надо рассматривать следующее. Дозированное количество анекдотических ситуаций и описаний маскирует умолчание мемуариста о чем-то существенном, что не может быть вынесено на суд широкой аудитории. Предлагая разделить читателю смех, мемуарист создает иллюзию того, что читатель – почти такой же «свой». На деле читатель – не из их круга и должен довольствоваться частичной и определенным образом сконструированной картиной. Иными словами, воспоминания Григоровича дают яркий пример, как анекдот маскирует умолчание мемуариста – вещь, которую необходимо иметь в виду при анализе мемуарного повествования.
И. С. Тургенев – Я. П. Полонский – А. П. Чехов: к вопросу о художественной преемственности
В магистральном развитии русской прозы Тургенев оказал влияние и на своих современников, и на последующие поколения писателей. В частности, и Я. П. Полонский, и А. П. Чехов осознавали свою преемственность по отношению к тургеневскому творчеству. Эту преемственность и влияние манеры Тургенева, его сюжетов, характеров, проблематики отмечали в творчестве Полонского и Чехова как современники, так и последующие поколения литературоведов.
В немногочисленных литературоведческих работах, посвященных прозе Полонского, это влияние обозначено в достаточно лаконичных формулах. Говорится в целом о том, что Полонский пишет «в манере Тургенева», хотя речь не идет об эпигонстве. Вообще проза Полонского – несколько больших томов его собрания сочинений – мало занимала исследователей, не явилась предметом крупного исследования, хотя авторы комментариев и вступительных статей к изданиям его избранных произведений неизменно упоминают высокую похвалу, которую дал Тургенев прозе Полонского и, в частности, его роману «Признания Сергея Чалыгина»[588]
.Статья, в которой Тургенев дал высокую оценку творчеству Полонского, – письмо к редактору «Санкт-Петербургских ведомостей» (1870. № 8. 8 января) – явилась полемическим откликом на опубликованную в сентябрьском номере «Отечественных записок» 1869 г. резко отрицательную рецензию М. Е. Салтыкова-Щедрина на два вышедших тома сочинений Полонского. Между тем, письма Тургенева к Полонскому показывают, что в оценках прозы Полонского Тургенев был достаточно осторожен. Так, 14 (26) октября 1874 г. он пишет: «Я радуюсь тому, что ты принялся за работу – хоть и прозаическую, т. е. за прозу. Почему-то мне кажется, что она тебе удастся»[589]
. За год до того Тургенев написал по поводу прочитанной им первой половины поэмы Полонского «Мими»: «Многое в ней мне понравилось, от нее веет искренностью, а местами поэзией – но все же мне сдается, что ты в подобных больших произведениях словно не дома, не в своем тоне поешь. Ты по преимуществу лирик с неподдельной, более сказочной, чем фантастической, жилкой; а тут дело в анализе, в характерах, их столкновении и развитии… Это под руку прозаику. Твое крошечное стихотворение “Музыка”, которое ты поместил в своем письме, мне почти больше нравится, чем вся “Мими”» (письмо от 24 октября (5 ноября) 1873)[590].Как видим, Тургенев рассуждает о владении Полонским лиро-эпической формой и противопоставляет «неподдельного» лирика прозаику, тон которого ему кажется в Полонском чужим. Фраза Тургенева об «анализе», «характерах, их столкновении и развитии» формирует представление о прозе как о своего рода режиссерском, инженерном, архитектурном замысле и воплощении. Но не о живописи, органично близкой и дававшейся поэту Полонскому.
Спустя четырнадцать лет после этих писем Полонский знакомится с молодым Чеховым[591]
и первым пишет ему письмо, в котором, между прочим, высказывается о собственной прозе. Чехов в ответном письме (от 18 января 1888 г.) аргументирует свое несогласие с мнением Полонского, рассуждая о взаимоотношениях поэта и прозы. Аргументация не исчерпывается выражением признательности за одобрительное письмо мастера к молодому автору: