Осколки голограммы

Следование тургеневской традиции замечали и современники. Когда в 1895 г. Чехов опубликовал повесть «Три года», А. М. Скабичевский назвал ее главного героя, купца Алексея Лаптева, «Гамлетом Замоскворечья» (Чехов С. IX: 464). Словосочетание «Гамлет Замоскворечья» типологически близко названию «Гамлет Щигровского уезда». Вообще Гамлет – образ, наделенный в художественной системе Чехова нагрузкой, выходящей за пределы клише. Даже автохарактеристика героя («Я Гамлет, лишний человек» («Иванов»; Чехов С. XII: 37, 58) не самодостаточна, а сопровождается не совпадающими с ней характеристиками, которые дают герою другие персонажи. Примечательно, что «Гамлет»[595] и «лишний человек» как автохарактеристика появились во второй (писавшейся в 1888 и 1889) и более известной, чем первая (1887), редакции пьесы (ср.: Чехов С. XI: 217–292). «Гамлет» и «лишний человек» выступают в определении типа как синонимы. Вторая часть автохарактеристики сразу вызывает в памяти, помимо ряда «лишних людей» (Онегина, Печорина, Бельтова, Рудина), произведение, в котором эта характеристика впервые вынесена в заглавие, – «Дневник лишнего человека», написанный Тургеневым в 1850 г. Чехов – мастер психологической разработки характера усваивает проблему человеческого типа, поставленную Тургеневым. Еще в 1879 г. он пишет брату Михаилу: «Советую братьям прочесть, если они еще не читали, “Дон-Кихот и Гамлет” Тургенева. Ты, брате, не поймешь» (Чехов П. I: 29).

Повесть Чехова «Три года» (1895) не относится к числу наиболее известных и репрезентативных его произведений. Ее полемическая направленность по отношению к Л.Н. Толстому кратко указана в словарной статье В. Б. Катаева[596]. Комментарий в 30-томном издании принадлежит Э. А. Полоцкой, автору специальной статьи, посвященной повести «Три года»[597]. Преемственность же этой повести по отношению к Тургеневу, на мой взгляд, нуждается в более детальном освещении[598]. Помимо связи с произведениями прозаиков первой величины, эта повесть содержит ряд значимых параллелей с повестью Полонского «Женитьба Атуева» (1869), произведением относительно мало известным. Сопоставительный анализ этих двух повестей делает зримым воплощение тургеневских находок в прозе его современника-поэта и в прозе писателя, шагнувшего в двадцатый век.

«Женитьба Атуева» опубликована в № 5 «Русского вестника», в котором с 6-го номера того же (1869) года началась публикация «Панургова стада» В. В. Крестовского, яркого «антинигилистического романа». Причиной к возникновению этого направления, по сути, стал роман «Отцы и дети». Полонский избирает своими героями двух нигилистов, правда, нигилистов, уже усвоивших не только роман «Отцы и дети», но и «Что делать?». Э. А. Полоцкая, автор статьи и комментариев в издании прозы Полонского[599], отмечает, что «Женитьба Атуева» выгодно отличается от «антинигилистических романов», несмотря на юмор автора в отношении своих героев: «Автор “Женитьбы Атуева”, отмечая увлечение молодого поколения идеями Чернышевского, смеется не над ними, а над поверхностными выводами, которые делаются при этом из чтения романа “Что делать?”» (Полонский: 486). («Отцы и дети» вышли в феврале 1862 г., а уже в апреле 1863 г. Чернышевский предложил герою по фамилии Кирсанов свой путь личностного развития, сочетающий любовь и семейственность с «делом»). Полоцкая также указывает на черты сходства героини Полонского нигилистки Авдотьи Сигарёвой и Евдокии Кукшиной (две формы одного имени, Авдотья и Евдокия, также, думается, не случайны)[600]. Один из нигилистов, Тертиев, – незаурядный «молодой человек с замечательно выразительною физиономией»: волевой, энергичный, самостоятельный, он окончил медицинский факультет, охотно и победительно полемизирует с авторами журнальных статей; оба героя принадлежат к литературному или окололитературному кругу. Атуев, главный герой повести, – также кончивший университетский курс, литератор, фельетонист, проповедник новомодных идей. Эти идеи он пытается воплотить в жизнь, но неудачно. Полоцкая указывает также на явную параллель между «Женитьбой Атуева» и «Обыкновенной историей» И. А. Гончарова, подчеркнутую сходством фамилий главного героя: Адуев – Атуев: «Как и в романе Гончарова, в повести Полонского речь идет о внутреннем превращении молодого человека, под влиянием реальной действительности отказавшегося от первоначально принятой жизненной позиции, точней “позы”» (Полонский: 485–486).