Интимная нота задается в начале повествования: «Но кто в Тургеневе потерял не только знаменитого родного писателя, но и друга, тот никогда не забудет, как много потерял он, насколько стал он беднее и беспомощнее»
Мемуарист действительно представляет читателю «закулисного» Тургенева. Продолжая разговор о жанровой природе его воспоминаний, мы можем констатировать, что этот текст представляет собой литературный портрет.
Жанр литературного портрета, хотя ему посвящен ряд исследований (и статей, и монографий), пока занимает сложное положение в жанровой системе. Говоря о классических образцах русских мемуаров и очерков, можно признать, что, несмотря на обилие обращений литературоведов к месту и признакам литературного портрета, он недостаточно описан. Эта недостаточность, на наш взгляд, выражается в глубине и подробности художественного, стилистического и реального комментария к индивидуально исследуемому, конкретному тексту.
Жанровые черты литературного портрета мы встречаем и в художественных текстах, и в документально-художественных. Нет необходимости приводить в пример портреты, которыми богаты произведения Тургенева. Но, например, поэма Некрасова «В. Г. Белинский» (1855), хотя формально не содержит изобразительного элемента (описания внешности), все же сближается с жанром портрета. Центральный образ в ней раскрывает (насколько позволяла эпоха) характер замечательного исторического лица. Портрет может включать в себя описание внешности и манер, характеристику лица, его биографию. Разговор о жанровой природе такого текста всегда потребует оговорок, а стремление к точной жанровой отнесённости будет непродуктивным. Обращаясь к воспоминаниям Полонского, главным образом «И. С. Тургенев у себя в его последний приезд на родину», отметим несколько особенностей их композиции.
Во-первых, в отличие от предыдущих частей воспоминаний Полонского («Старина и мое детство», «Школьные годы (Начало грамотности и гимназия)», «Мои студенческие воспоминания»), в последней части («И. С. Тургенев у себя…») в заглавие вынесено имя
Во-вторых, постраничный объем этой части приближается к объему предшествующих частей, повествующих о жизни мемуариста и людях, запомнившихся ему и описанных им.
В-третьих, хотя Полонский выдерживает хронологию событий, связанных с пребыванием Тургенева в Спасском, логика его мемуарного повествования не в хронологической последовательности. Она кроется в изобилии подробностей, которые Полонский приводит то в хронологической, то в тематической, то в ассоциативной связи. Рядом оказываются биографические подробности, касающиеся и самого Тургенева, и близких ему людей; черты характера, манеры и бытовые привычки писателя; его внешность, слова, реакции, тексты (письма, сочинения). Это сопряжение разнородных подробностей наводит на мысль об их равнозначности в художественном и в историческом плане, вопреки их же неравнозначности в плане бытовом. Точность и острота тургеневского языка, проявляющаяся в спонтанных репликах проходного диалога, применительно к разговору о крупнейшем романисте, конечно, неравнозначна его готовности собственноручно забивать гвозди, чтобы утеплить комнаты для гостей, или рубить котлеты, или его манере причесывать волосы. Но это сопряжение неравнозначных подробностей указывает на некую абсолютизацию их значимости: важно всё. Разноплановость этих подробностей создает объемную картину. Полонский-мемуарист переключает воспоминания читателя с приводимого им тургеневского текста на факты биографии, с фактов биографии – на чувственное восприятие (читатель, следуя мыслью за автором, преисполняется благодарности к Тургеневу за точно переданный подлинный жест, выражающий его заботу или богатство его натуры).
Здесь очень важно подчеркнуть, что развертывание образа Тургенева начинается с декларации любви к Тургеневу и значимости его личности, его жизни не менее его произведений. В воспоминаниях Полонского о Тургеневе в жанровом отношении портрет доминирует над мемуарным повествованием, личность доминирует над событием. По сути, личность и есть событие.