Осколки голограммы

Наконец, вернемся к заголовку «Темные стороны личности Некрасова». Под этим заголовком в сборник документов и воспоминаний о Некрасове включена глава «И. С. Тургенев и Н. А. Некрасов» из книги Н. М. Гутьяра, посвященной Тургеневу, его отношениям с литературными собратьями, его личному восприятию и оценкам. Гутьяр полемизирует со «всеми мемуаристами» по поводу «бедной голодной молодости», одного из ключевых мотивов автобиографии Некрасова, звучащем, в частности, в эпизоде о цинизме в «священных отношениях». Этот текст не является мемуарным источником. Глава книги, посвященной другому художнику, в контексте мемуарных свидетельств о Некрасове приобретает дополнительный смысл: личность, творчество и восприятие Некрасова современниками рассматривается в первую очередь сквозь призму отношения к нему Тургенева и его оценок. Тургенев критически относился к Некрасову-«легенде», и это отношение основывалось на личном опыте многолетнего общения. Потенциал для биографии поэта в случае с Некрасовым оказался для Тургенева скомпрометированным, а может быть, и аннулированным. Насколько для Тургенева в высказываниях о Некрасове мерилом выступала память об эпохе, настолько же в области других высказываний о биографии поэта оценка Тургенева выступила как своего рода мерило применительно к своей литературной эпохе, а также к последующей, когда совершалось ее осмысление.

Высказывания Тургенева и апелляция ряда литераторов к Тургеневу очень важны в сугубо литературной плоскости. Некий пережитой опыт имеет ценность с точки зрения этики, вместе с тем, если он осознается как ценность, он является и эстетическим переживанием[138]. Поэзия Некрасова зачастую вызывала у его современников нарекания по части формы и объекта изображения, однако ее достоинствами традиционно считались мысль, чувство, сила сочувствия к героям, которую эта поэзия пробуждала. Успех поэзии Некрасова у современников обеспечила именно их этическая составляющая: убежденность проповеди дорогих ему мыслей, важных для него наблюдений, искренности его исповеди, т. е., по сути, разговор о ценностях.

Искренность – обязательная составляющая исповеди и покаяния; исповедальный жанр провоцирует на прямолинейное восприятие, с трудом допускающее дистанцию между автором текста и повествователем (лирическим героем). Эта дистанция могла расцениваться как двойственность, а личность Некрасова многим внушала мысль о его двойственности. В эстетической системе исповедальной традиции такая двойственность исключала искренность. С точки зрения этики, исповедь переставала быть благом (исповедующийся не раскаивался в полной мере, а тот, кто слышал (читал) его исповедь, становился участником не акта покаяния, а его профанации, тогда как благо является предпосылкой нравственных ценностей[139]). С точки же зрения эстетики, это произведение превращалось в имитацию жанра, его суррогат.

Изложенные соображения – размышления нескольких литераторов по поводу тургеневского отзыва о Некрасове. Некрасовская поэзия, в частности «покаянная лирика», не могла не оказать влияния на формирование этих литераторов. Пристрастность, с которой запоминаются и цитируются тургеневские рассказы об «эгоизме» и «цинизме» Некрасова, стремление на основании их решить вопрос о поэтическом значении Некрасова свидетельствуют о большой жизнеспособности исповедальной традиции в русской литературе. Наконец, сам факт эмоционального обсуждения личности Некрасова и его поступков, даваемые ему оценки морально-этического характера и споры о его месте в литературе – это, по сути дела, эффект, произведенный яркой биографией. Некрасов не написал свою биографию, Тургенев в своих суждениях фактически отказал Некрасову в праве на нее – и, однако, самый существенный пункт этой биографии поэта он безошибочно понял и инициировал его широкое осмысление.

Мотив мучительства в воспоминаниях о Н. А. Некрасове

Как правило, в читательском и литературоведческом восприятии слова «мучение» и «мучительство» легко ассоциируются с представлением о личности и художественном мире Некрасова, В первую очередь вспоминаются слова Достоевского о «страстном к страданию поэте»[140] и хрестоматийный эпизод избиения лошади – из цикла «О погоде» («До сумерек») и из сна Родиона Раскольникова[141]. Человек, более близкий к проблеме биографии поэта, вспомнит запечатленный в мемуарах устный автобиографический рассказ Некрасова о том, как он в молодые годы мучил молчанием свою возлюбленную. Этот рассказ приводят К. Вильде и А. Н. Луканина. Его традиционно связывают с рассказом, записанным Е. Я. Колбасиным (связь Некрасова с девушкой-гувернанткой, ставшей после расставания с ним публичной женщиной)[142].