Осколки голограммы

Среди критических статей о поэзии Некрасова есть одна, замечательно начатая, но дошедшая до нас незавершенной. Трудно сказать, была ли она не дописана, либо просто утрачено ее окончание: текст производит цельное впечатление. Это статья А. В. Дружинина. Она была опубликована в XX в. М. Г. Зельдовичем в «Некрасовском сборнике»[194] и вошла в сборник статей Дружинина «Прекрасное и вечное», рецензентом которого выступил Б. Ф. Егоров. Статья начинается пространным суждением о своеобразной судьбе поэта, о журнальной этике, помешавшей критикам высказаться о произведениях Некрасова; о его «дидактике», которая, по мнению Дружинина, только мешает понять его поэзию.

Статья обрывается там, где Дружинин переходит к произведениям, которые он считает подлинно поэтическими. Их анализ едва намечен, и он осуществляется художественными средствами эссе. Дружинин раскрывает свое восприятие их через сравнения и образы иной художественной системы: «Но не в дидактике значение Некрасова как поэта настоящего, поэта прочного. Это значение приобрел он энергией своего таланта, рядом картин, достойных кисти мрачного Рембрандта, сотнею строк, исполненных жизни и крови, запечатленных всегда свежим, всегда славным творчеством»[195]²; «никто не отдал справедливости глубокой поэзии произведения, истинно поэтической последовательности, с какою оно было выдержано, никто даже из любителей псевдореальной картинности не остановился над захватывающей душу рембрандтовской картиной сумрачного вечера» (Дружинин ПВ: 276).

Родственные в восприятии Дружинина художественные миры Рембрандта и Некрасова – с одной стороны, его личная ассоциация. С другой стороны – кодовое слово к догадкам читателя, постигающего поэтический смысл стихотворений о грубой правде обыденной жизни и о ее трагизме. И форма эссе, дающая дополнительные права догадкам и трудноуловимым ассоциациям, настраивает не на рациональное познание, а на ключевую мысль о поразившем критика шедевре.

Имя художника названо не случайно. Дружинин нередко апеллирует к произведениям изобразительного искусства. Его упоминания фламандской школы живописи созвучны тезису, который он высказывает в статье, посвященной И. С. Тургеневу, когда говорит о поэзии: «Смей любитъ\ – вот девиз и бранный крик каждого истинного поэта в наше время анализа и практической мудрости. Смей любить то, что ты любишь» (Дружинин ПВ: 307–308).

Весь пассаж занимает две трети страницы и продолжает мысль, начатую ранее в беглом замечании: «Чуть он пробует, по довольно неудачному выражению одного писателя, любить ненавидя, в его созданиях происходит нечто вроде той путаницы, которая гнездится в странном выражении, сейчас нами приведенном» (Дружинин ПВ: 288).

По мысли Дружинина, проза бедной и будничной жизни, реальной и грубой, может быть бесконечно любима и облюбована художником. Эта любовь чужда ненависти; Некрасов, поэт реальной, грубой и бедной жизни, – не «фламандец». Его поэтическая мысль любви-ненависти, которая бесконечно совершает один разделяющий их шаг, чужда аксиологической системе Дружинина. «Смей любить», по его мысли, значит «отринь ненависть»; для Некрасова «смей любить» скорее означает «любовь возрождается из ненависти»[196].

Фламандцы упоминаются у Дружинина, когда он рассуждает о «пушкинском направлении». С «гоголевским направлением» для Дружинина ассоциируются имя и творчество Уильяма Хогарта (или Гогарта, как тогда оно произносилось) (1697–1764)[197] – выдающегося английского художника, автора жанровых сцен, сатирических произведений, карикатурных циклов и трактата «Анализ красоты» (1753). Как известно, «нашим Гогартом» Дружинин называл Павла Андреевича Федотова (1815–1852), своего друга и сослуживца, а затем академика живописи. В Академии художеств существовала традиция давать наиболее даровитому ученику имя мастера, послужившего ему образцом. Так, в 1860 г. «русским Рембрандтом» был признан Т. Г. Шевченко, освоивший технику гравирования по меди: он следовал манере Рембрандта-офортиста. Картины Рембрандта были в России и в частных коллекциях, и в Эрмитаже, и в Академии художеств; широкое распространение получили и его офорты. П. А. Федотов, писавший действительно в духе Хогарта, официально такого звания не имел. Оно закрепилось в русской культуре благодаря Дружинину, который, как считает М. П. Алексеев, возможно, и познакомил Федотова с Хогартом. Дружинин пишет о Хогарте в девятом письме «Иногороднего подписчика» (1849), в статьях «Джонсон и Босвель» (1851–1852), «Лекции об английских юмористах» (1854, о Теккерее), «Корнхиллский сборник» Теккерея (1860), в рецензии на статью Джорджа Сейла о Хогарте (а упоминание о недовольстве этой статьей есть в Дневнике Дружинина). В Дневнике же он записывает, что «пересматривал в сотый раз (и с новым удовольствием) федотовскую тетрадь Гогарта» (Дружинин Дн: 231).