Основы марксистско-ленинской философии

Экзистенциализм имеет по меньшей мере три главных источника. Во-первых, это взгляды датского философа XIX в. С. Кьеркегора (1813—1855), выдвинувшего само понятие экзистенции (существования). В отличие от «абстрактного мыслителя» традиционной философии и науки, «экзистирующий мыслитель» должен рассматривать действительность субъективно, т. е. только так, как она преломляется через его индивидуальное существование и эмоциональную (для Кьеркегора в первую очередь религиозную) жизнь. «В то время как объективное мышление безразлично по отношению к мыслящему субъекту и его экзистенции, — писал он, — субъективный мыслитель... существенно заинтересован в своем мышлении: он существует в нем» ¹⁵⁸. А следовательно, его философская установка в корне отлична от научной объективности. Во-вторых, экзистенциализм заимствует у немецкого философа Э. Гуссерля (1859—1938) «феноменологический метод», основанный на интуиции, имеющей своим «объектом» внутренние структуры «чистого сознания», которое оказывается в этой связи исходным элементом как познания, так и его объектов. Техника «феноменологического описания» сознания была использована экзистенциализмом с тем, чтобы ее средствами описать структуру уже не познающего сознания, но сознания действующего, страдающего, чувствующего, смертного — «существования», которое не просто познает мир, но окрашивает его всеми цветами своих эмоциональных состояний: забота, страх и страх смерти, решимость, заброшенность, вина, ответственность и т. д. В-третьих, экзистенциализм наследует иррационализм «философии жизни», в особенности опираясь на Ф. Ницше.

Исходным принципом экзистенциализма является утверждение, что существование (экзистенция) предшествует сущности, или, что то же самое, следует начинать с субъективности. Высказанный в работе Сартра «Экзистенциализм — это гуманизм» (1946 г.)¹⁵⁹, тезис этот очевидно свидетельствует о субъективном

идеализме данного направления. Но есть здесь и отличия. Если в классическом субъективном идеализме прошлого отрицание объективности внешнего мира, или по крайней мере его познаваемости, сочеталось с верой в доступность познанию самого субъекта, то теперь положение меняется. Экзистенциализм утверждает недоступность рациональному познанию также и субъекта. «Экзистенция, — писал Ясперс,— это то, что никогда не становится объектом, Первоначало, исходя из которого я мыслю и действую, о котором я высказываюсь, развивая ход мысли, который ничего не познает» ¹⁶⁰.

Но почему экзистенция не может быть объектом? Почему она рационально непознаваема? Потому, что она, во-первых, индивидуальна, тогда как рациональное знание требует общего. Во-вторых, экзистенция — это я сам; но я не могу смотреть на себя «извне», как я смотрю на свои объекты, занимаясь наукой. Отсюда вырастает противопоставление «проблемы» науки «тайне» экзистенциальной философии.

Это различение принадлежит Г. Марселю, который писал: «...между проблемой и тайной есть то существенное различие, что проблема — нечто такое, на что я натыкаюсь, что противостоит мне, то, что я, следовательно, могу охватить и подчинить себе. В тайну же я вовлечен сам, и, следовательно, она мыслима лишь как сфера, в которой различение находящегося во мне и передо мной потеряло свое значение и внутреннюю ценность. В то время как аутентичная проблема подчинена определенной технике, с помощью которой она может быть четко ограничена, тайна по определению превосходит всякую технику, которую только можно представить» ¹⁶¹. Если я могу, скажем, решить математическое уравнение, используя известную мне технику, то всякий знающий эту технику со мной согласится и примет данное мной решение. Но тайны бытия — смерть и бессмертие, существование или несуществование бога, любовь, истина, причем не та истина, которую заучивают, а та, за которую отдают жизнь, — не могут быть отделены от меня самого, от моего личного решения, они не могут стать общим достоянием.