Остров без Сокровищ

Может быть, никакого второго (и третьего, и четвёртого) смыслового слоя Стивенсон в свой роман не закладывал? Написал незамысловатую историю для юношества, а мы занимаемся тем, что выдёргиваем из контекста случайные обмолвки, непреднамеренные ошибки мэтра, — и выстраиваем на их основе свои злонамеренные спекуляции?

Обвинения серьёзные, и кто-нибудь их непременно озвучит, раньше или позже.

Поэтому лучше ответить заранее.

* * *

Для начала контрвопрос: а почему, собственно, якобы случайные обмолвки и ошибки Стивенсона складываются так идеально, дополняя друг друга, словно элементы мозаики-пазла? И почему картина в результате получается столь логичная и законченная?

Всё познаётся в сравнении.

Давайте для сравнения бросим беглый взгляд на творчество другого классика жанра, Рафаэля Сабатини.

Сравнение более чем корректное. Сабатини — младший современник Стивенсона (мэтр умер, когда юному Рафаэлю было девятнадцать). Оба творили поначалу в Англии и на английском языке, но оба не англичане — один шотландец, другой натурализованный итальянец. Оба, получив известность, жили и работали за границей, там же и скончались. Оба, наконец, писали про пиратов.

Итак, Сабатини… Герои у него — тоже лучший пример для молодёжи. Вспомним самого известного, капитана Блада: красив, элегантен, отважен, честен, умён, образован, хорошо воспитан, верен в любви, благородство — зашкаливает… Короче говоря, Питер Блад — ум, честь и совесть эпохи колониального раздела мира.

Непонятностей и нестыковок в книгах Сабатини о капитане Бладе очень много. Недопустимо много. Торчат из текста они гораздо сильнее, чем в романе Стивенсона, — там надо внимательно вчитываться, а тут странности сами бросаются в глаза.

Например, «Арабелла», корабль Блада, даёт залп всем бортом, двадцать пушек выпалили разом по вражескому судну… Фокус в том, что на борту всего десять человек. Можно ещё представить десять бомбардиров, этак раскорячившихся, широко раскинувших руки — дабы бабахнуть из двух пушек одновременно. Но кто тогда работал с парусами? Кто следил за противником и отдал команду на залп? У штурвала стоял кто? Да-да, не изумляйтесь, именно у штурвала, хотя Блад плавал по морям в семнадцатом веке. Но его подчинённые регулярно стоят у штурвала, изобретённого в следующем столетии. (На «Испаньоле», кстати, штурвала не было, кораблём управляли посредством румпеля, что вполне логично и достоверно.)

Ещё пример: Блад волею судьбы оказывается на корабле своих заклятых врагов, испанцев. Выдаёт себя за голландца, благо язык знает, — и в результате путешествует не в кандалах и не в трюме, куда попал бы любой англичанин. Живёт как белый человек, в каюте, столуется с испанскими офицерами… И как-то после ужина офицеры и Питер Блад вместе с ними, что называется, злоупотребили. Вернее, только начали злоупотреблять, когда Блад вдруг заявил: он, дескать, ирландец, происходит из нации великих выпивох, и перепьёт здесь любого! Забыл капитан, что по легенде он из Голландии. И Сабатини забыл, поскольку не отметил для читателей ошибку персонажа. А испанцы? Им и вовсе наплевать: голландец, ирландец, какая нахрен разница, был бы человек хороший, давайте лучше выпьем! За ирландца с приметами Блада, к слову, испанским адмиралом неплохая награда была назначена, восемьдесят тысяч золотом…

Такие ошибки и неточности идут у Сабатини густым потоком, особенно в книгах-сиквелах про Блада. Там вообще творятся чудеса: давно потопленная «Арабелла» вновь плавает по морям, и Блад вновь ею командует (бросив, очевидно, и возлюбленную, и пост губернатора Ямайки), его соратник, гугенот Ибервиль, оборачивается каким-то чудом истово верующим католиком и т.д. и т.п.

И как над этими странностями ни размышляй, никакой связи между ними не просматривается. Одну странность можно объяснить так, другую этак, — но общая картина не появляется. Нельзя сделать вывод о какой-то тайной стороне жизни капитана Блада, которую автор прямо упоминать не желает, но даёт достаточно намёков вдумчивому читателю.

Вывод возникает другой: плохим писателем был Рафаэль Сабатини, уж извините. Гнал свои тексты, не задумываясь о смысле и достоверности. Совсем как какой-нибудь наш автор фэнтези, молодой и талантливый.

У Стивенсона таких проколов нет, румпель штурвалом он никогда не назовёт. Мы уже не раз отмечали, что практически все ляпы — результат небрежности переводчиков, незнания ими материальной части.

А если уж в тексте Стивенсона что-то настораживает своей нелогичностью — объяснение всегда находится и идеально стыкуется со вторым смысловым слоем. Это у Сабатини глупые ошибки, а у Стивенсона — сигналы читателю: включи-ка мозг, задумайся, о чём тебе хотел сказать автор.

* * *

Наше исследование могут упрекнуть в излишней въедливости, во внимании к мелочам, которыми вполне можно пренебречь… Ну какая разница, в самом деле, когда восходит и заходит солнце на далёком острове в Атлантическом океане? Или сколько времени шло письмо в восемнадцатом веке от Бристоля до Лондона? Разве это главное в литературном произведении?