Остров без Сокровищ

Рассмотрим несколько примеров.

Бен Ганн хранит свой челнок в шатре из козьих шкур. В шатре! Ему заняться нечем, кроме как шатры возводить? Нет, Бен человек занятой: еду надо добывать и золото перетаскивать. Даже если б не отыскал расселину в скале, способную укрыть лодку от дождя, — прикрыл бы челнок покрывалом из тех же шкур, да положил камней тяжёлых по краям, чтобы ветром не унесло. А шатёр, извините, — штамп из романа.

Вот ещё: «Якорный канат был натянут, как тетива, — с такой силой корабль стремился сорваться с якоря. Под его днищем отлив бурлил и шумел, как горный поток. Один удар моего ножа — и "Испаньола" помчится туда, куда её понесёт течение».

Откуда ни возьмись прорвались в рукопись романные сравнения. Как горный поток… Как тетива… Много ли Хокинс луков в жизни видел? Боевое их применение давно завершилось, спортивное не началось… Тетива — из романа, не из личного опыта… И горных потоков на пустошах Южной Англии, где родился и всю жизнь прожил Хокинс, не наблюдается. Поток — тоже из романа.

Но круче всего якорный канат, который Хокинс якобы планирует рассечь одним ударом ножа. Прямо как путы на пленнике… В те времена якорные канаты для парусников подбирали по приблизительной формуле: на один фут осадки судна с полной загрузкой — один дюйм окружности каната. На «Испаньоле» канат имел толщину девять-десять сантиметров, не меньше. Чтобы такой одним взмахом рассечь, бензопила нужна…

Да и был ли вообще якорный канат на «Испаньоле»? Джим в сцене прибытия шхуны к острову пишет: «Загрохотал, падая, наш якорь», — а якорь не способен загрохотать, ударившись о воду или о песчаное дно пролива, грохотать могла только якорная цепь, ползущая через клюз. Каким чудом впоследствии цепь обернулась канатом?

Чудес не бывает, и противоречие в словах Хокинса мнимое. Якорные цепи известны человечеству давно, со времён Александра Македонского, но в середине восемнадцатого века цельные цепи не применялись на английских торговых и военных кораблях как слишком дорогие и слишком тяжёлые (первым решился их использовать на своём фрегате «Эндевер» Джеймс Кук в 1768 году, а массовый переход на цепи произошёл в следующем веке). Однако зачастую несколько футов цепи крепили непосредственно к якорю, улучшая сцепление с грунтом и оберегая канат от перетирания о донные камни. Именно эта короткая цепь грохотала, проходя через клюз «Испаньолы», а далее шёл канат, который вполне можно было обрезать… Но, разумеется, не одним ударом ножа.

Кинжал, которым Хендс якобы собирался зарезать Джима, — тоже прямиком из романа. Откуда у Хендса кинжал — один-единственный на всём протяжении повествования, уникальный и неповторимый? Израэль Хендс не кавказский горец. И не шевалье, фехтующий рапирой и парирующий удары кинжалом, зажатым в левой руке. Матросы «Испаньолы» имеют складные карманные ножи (clasp-knife в оригинале) — чтобы отрезать кусок жевательного табака или использовать для другой мирной надобности; оружием clasp-knife служит от беды, если под рукой ничего более смертоносного не оказалось. А для боя — тесаки-катлассы. Кинжал для матроса не функционален — для абордажа мал, в кармане таскать — велик.

А вот романные герои никогда и никого не зарежут кухонным ножом, подвернувшимся под руку. И бритвой не полоснут. Они в основном кинжалами норовят тыкнуть, если шпаги или меча поблизости не случилось.

Достаточно? Все убедились, что антураж нескольких глав мемуара Хокинса напрямую заимствован из современной ему беллетристики?

Хм… раз кто-то сомневается, продолжим.

Обратный пример: Джим поднимается на борт «Испаньолы» и видит, в каком она состоянии. «Пол был покрыт слоем грязи, которую разбойники нанесли на подошвах из того болотистого места, где они пьянствовали».

Хокинс, без сомнения, и в самом деле поднимался на борт отбитой у врагов шхуны — и литературщина в этом описании мгновенно сменяется сугубым реализмом. У романных героев грязь, как известно, к подмёткам не прилипает, лошади не потеют, и сами они в кусты по малой или большой нужде не отлучаются… Вполне реалистично и описание дальних берегов Острова Сокровищ — ни один современный Джиму романист не додумался бы сравнить морских львов со слизняками, уж подобрал бы более красивый эпитет. Нет сомнения, что дальний берег Хокинс видел своими глазами с борта «Испаньолы».

Но личных наблюдений хватило Джиму ненадолго, и далее нас вновь радуют картонные декорации приключенческого романа. В бухте, куда он привёл «Испаньолу», Джим обнаружил разбитый полузатонувший корабль.

«Это было большое трёхмачтовое судно. Оно так долго простояло здесь, что водоросли облепили его со всех сторон. На палубе рос кустарник, густо усеянный яркими цветами».