Остров без Сокровищ

До берега рукой подать, Хокинс мучается от жажды, но искупаться, добраться до острова вплавь упорно не желает. Ему надо попасть на борт «Испаньолы» и застрелить Израэля Хендса.

* * *

Но если челнок не существовал в природе и Хокинс не мог приплыть на борт «Испаньолы», — значит, и Хендса он не застрелил?

Не застрелил.

Зачем же добровольно повесил на себя душегубство?

С точки зрения психологии мотивы Хокинса вполне понятны.

Мы на основании убедительных улик доказали, что Джим уже стрелял из пистолета в живых людей, и даже попадал. Но об этих подвигах по вполне понятным причинам рассказать нет возможности…

А ничего знаменательного в борьбе с пиратами Джим не совершил, не сложилось… В битве за блокгауз был на вторых ролях, заряжал для стрелков мушкеты. А когда схватился за катласс и отправился на вылазку — опозорился, споткнулся и покатился со склона холма, и только так спасся от тесака Джоба Эндерсона. Хокинс, разумеется, без стеснения изложил бы в своём мемуаре, как он нашинковал Эндерсона мелкими ломтиками, бумага всё стерпит. Но слишком много оставалось живых свидетелей его позора.

И вот Джим Хокинс сочиняет свой мемуар. Как любой нормальный мемуарист, он желает выглядеть в глазах будущих читателей лучше, чем был на самом деле… Героем хочет выглядеть. А возможности нет… Про настоящие свои подвиги лучше умолчать, а всё остальное на героизм не тянет. Даже придуманный эпизод с яблочной бочкой не тянет. Ну подслушал, ну молодец… Однако шпионить за пиратами всё же далеко не так героично, как рубить их тесаком или поражать меткими выстрелами…

Активная фаза противостояния идёт к концу, возможностей продемонстрировать миру свой героизм всё меньше. И Хокинс сочиняет от начала до конца эпизод с захватом «Испаньолы», причём действует в том эпизоде в гордом одиночестве. К чёрту живых свидетелей, ещё сболтнут невзначай, как всё было на самом деле. А вот мёртвые Хендс и О′Брайен — самое то.

Мёртвые, как известно, не кусаются. И трепать языками не склонны.

* * *

Джим пытается убедить читателей своего мемуара, что отправился на «Испаньолу» вечером второго дня пребывания кладоискателей на острове. И, как следствие, многие события дня следующего, коим юный Хокинс был свидетелем, он вынужденно втискивает в этот самый злосчастный второй день.

Доказывается сей факт элементарно, достаточно лишь прохронометрировать происходящее.

Итак, день начался для Хокинса с того, что он проснулся, когда к блокгаузу подошёл Сильвер-парламентёр.

Рассветало на острове, как мы помним, около семи утра, но пиратский вожак не мог явиться сразу после рассвета. Защитники блокгауза к тому времени «давно встали, позавтракали и натаскали дров», сообщает нам Хокинс. Да и Сильверу незачем было тащиться через лес в темноте, к тому же тем утром ему пришлось заново обдумывать ситуацию после партизанской вылазки Бена Ганна, и поднимать подчинённых, и ставить им боевые задачи, — а после изобильной пьянки дело это не простое и не быстрое. Раньше восьми часов Долговязый Джон никак не мог появиться у блокгауза.

Далее последовали переговоры, перемежаемые длительными паузами (во время одной переговорщики даже успели выкурить по трубке). Накинем на переговоры ещё час, учитывая, что одноногий Сильвер долго взбирался на крутой холм, да и спускался с него едва ли быстрее.

То есть попытки разрулить конфликт при помощи дипломатии завершились около девяти утра. Далее, как пишет Хокинс, свыше часа ничего не происходило, и лишь затем, то есть в одиннадцатом часу, начались боевые действия: обстрел, пауза после него, попытка штурма…

Очевидно, мы не сильно ошибёмся, если сделаем вывод: битва за блокгауз никак не могла закончиться раньше одиннадцати утра по местному времени.

После боя сквайр и Джим готовили обед, затем все пообедали, затем, по версии Хокинса, начальство провело келейное совещание (в нашей версии имело место общее собрание).

«После обеда сквайр и доктор уселись возле капитана и стали совещаться. Совещание окончилось вскоре после полудня. Доктор взял шляпу и пистолеты, сунул за пояс кортик, положил в карман карту, повесил себе на плечо мушкет и, перебравшись через частокол с северной стороны, быстро исчез в чаще».

Как они умудрились успеть? Приготовить обед, скушать его, посовещаться — и всё за какой-то час?

Можно допустить, что обед из сухарей и копчёной свинины готовится почти мгновенно: положить перед каждым его порцию — кушать подано, господа!

Но такое допущение не проходит. Потому что, пока сквайр и Хокинс возились с обедом, доктор успел много чего сделать. Он:

— осмотрел и перевязал две раны капитана Смоллетта;

— пытался оказать помощь смертельно раненному Хантеру или хотя бы делал вид, что пытается;

— прооперировал раненого пирата, скончавшегося во время (в результате?) операции.