Красивое зрелище… Но нереальное. Не превратится остов корабля в цветник, не успеет — шторма, приливы-отливы, гниение древесины… Остовы судов на дне хорошо сохраняются, без доступа воздуха. Тут ведь не год нужен, и не два, — пока ещё ветер земли нанесёт, чтобы не травка, а целые кусты могли корни пустить. Пока ещё те кусты разрастутся и зацветут… Погибший парусник — прямиком из романа. Ладно, хоть полуразрушенный замок не возвышался на утёсе где-то поблизости.
Незадолго до смерти Хендса Джим якобы обращается к нему с возвышенными словами:
«Но на вашем месте… чувствуя себя так плохо, я постарался бы покаяться перед смертью.
— Покаяться? — спросил он. — В чём?
— Как — в чём? — воскликнул я. — Вы не знаете, в чём вам каяться? Вы изменили своему долгу. Вы всю жизнь прожили в грехе, во лжи и в крови. Вон у ног ваших лежит человек, только что убитый вами. И вы спрашиваете меня, в чём вам каяться! Вот в чём, мистер Хендс!»
Отчего-то до сих пор Джим Хокинс обходился без душеспасительных книжных речей. И впоследствии тоже не возвращался к этой теме. А ведь случаи удобные были… Ну отчего бы не призвать покаяться Билли Бонса, лежащего в кровати в полуживом состоянии? Покайся, мол, грешник, обратись мыслями к Всевышнему, — и заплати все долги заведению… Не призвал. А на борту захваченной шхуны вдруг ощутил потребность проповедовать.
Но грешный Израэль не раскаялся и отправился на дно, получив две пули в упор.
«Когда вода успокоилась, я увидел его. Он лежал на чистом, светлом песке в тени судна. Две рыбки проплыли над его телом. Иногда благодаря колебанию воды казалось, что он шевелится и пытается встать. Впрочем, он был вдвойне мертвецом: и прострелен пулей, и захлебнулся в воде».
Чуть позже к Хендсу присоединился его мёртвый товарищ.
«Когда муть, поднятая падением трупа, улеглась, я отчётливо увидел их обоих: О′Брайена и Израэля. Они лежали рядом. Вода, двигаясь, покачивала их. О′Брайен, несмотря на свою молодость, был совершенно плешив. Он лежал, положив плешивую голову на колени своего убийцы. Быстрые рыбки проносились над ними обоими».
Рыбки, в прозрачной воде проплывающие над телом, — красивый образ, но Джим явно повторяется… И вообще вся сцена отдаёт дешёвым романтизмом. Голова на коленях убийцы…
Про голову мёртвого Джойса ничего нам Хокинс не сообщил. И как мухи летали над мёртвым Редрутом, тоже не поведал. Вокруг блокгауза лежит груда трупов, но их позы Джиму до лампочки, лежат и лежат, какая разница, чья голова на чьих коленях. А тут вдруг проникся и живописал.
Между прочим, Хендс упал в воду живым. Смертельно раненный, он тем не менее ещё дышал — лёгкие наполнились водой и захлебнувшийся канонир лёг на дно в полном соответствии с законом Архимеда. О′Брайен — остывший труп, и остался бы плавать на поверхности с лёгкими, полными воздуха. Давно известно: мёртвые, если не привязывать к ним груз, остаются на поверхности, — любой желающий может поставить несложный эксперимент. Джим груз не привязывал, да и зачем, если цель в том, чтобы избавиться от трупа, а ляжет он на дно или уплывёт по волнам, — дело десятое.
Романную сцену с головой на коленях Хокинс не видел. Не мог увидеть, законы физики не позволяют.
Теперь можно не терять время в мозголомных раздумьях, пытаясь понять, зачем Джим Хокинс после своего якобы возвращения с «Испаньолы» обращается с хвастливой речью к схватившим его пиратам:
«Положение ваше скверное: корабль вы потеряли, сокровища вы потеряли, людей своих потеряли. Ваше дело пропащее. И если вы хотите знать, кто виноват во всём этом, знайте: виноват я, и больше никто. Я сидел в бочке из-под яблок в ту ночь, когда мы подплывали к острову, и я слышал всё, что говорили вы, Джон, и ты, Дик Джонсон, и что говорил Хендс, который теперь на дне моря. И всё, что я подслушал, я в тот же час рассказал. Это я перерезал у шхуны якорный канат, это я убил людей, которых вы оставили на борту, это я отвёл шхуну в такое потайное место, где вы никогда не найдёте её. Вы в дураках, а не я, и я боюсь вас не больше, чем мухи».
По первому впечатлению такие слова головорезам и отморозкам может сказать лишь клинический идиот либо человек, настойчиво стремящийся к мучительной кончине. Ни того, ни другого до той поры за Джимом мы не замечали — не дурак и инстинкта самосохранения отнюдь не лишён.
Но если Хокинс не захватывал шхуну, то и в блокгауз с неё не возвращался… И вовсе не к пиратам обращена его пафосная тирада — к будущим читателям мемуара. Чтобы не забывали о заслугах и подвигах юнги Хокинса.
Кстати, надо реабилитировать Джима ещё в одном пункте.
Если он не захватывал «Испаньолу», то и О′Брайена за борт не швырял, — одним взмахом, как мешок с отрубями. (Что-то Джим в этих главах всё одним взмахом норовит совершить — и канат рассечь, и мертвеца за борт спровадить…)