Эта опасность вынудила Джима к масштабной лжи. И именно от этой опасности он спасался среди матросов в шлюпке, плывущей к острову…
Попробуем восстановить события, понять, что же так напугало юного Хокинса.
Реконструкция №4
Подслушанный разговор
Как я уже упоминал, по настоянию капитана Смоллетта всю корму «Испаньолы» переоборудовали — начав работы накануне отплытия шхуны, а завершив их уже в открытом море. Большая каюта, где разместились доктор и сквайр Трелони, осталась нетронутой, и она же служила нам кают-компанией. Заднюю же часть среднего трюма отгородили и разделили дощатой переборкой пополам. В правом помещении теперь была каюта капитана Смоллетта, а левую, в свою очередь, разделили на четыре каюты, более заслуживающие названия клетушек или конурок — в них едва помещалась подвесная койка; две из них отдали Редруту и мне, в двух других разместились Джойс и Хантер.
Теснота обиталища не помешала моей радости — всё-таки я жил теперь в своей отдельной каюте, а не в матросском кубрике, как предполагалось изначально; ключ от каюты я, подражая бывалым морякам, повесил на просмоленном шнурке на шею и носил не снимая.
К сожалению, работа по переоборудованию была выполнена небрежно — возможно оттого, что судовой плотник и помогавшие ему матросы более привыкли чинить рангоут и латать обшивку. В наскоро возведённых перегородках остались щели изрядных размеров, при сильном ветре порождавшие сквозняки.
Однако это неудобство, как вы увидите, сослужило мне огромную службу. Только благодаря ему я был вовремя предупреждён об опасности и не погиб от руки человека, которого я хоть никогда и не считал за друга, но всё же в самую последнюю очередь заподозрил бы в преступных намерениях.
Вот как это произошло.
В тот вечер исполнение обычных моих обязанностей юнги отняло сил и времени больше обычного, — капитан Смоллетт пообещал, что на судне не будет любимчиков, и сдержал обещание. К тому же подошёл мой черёд помогать судовому повару, и я с грустью понимал, что на сон останется совсем мало времени, если, конечно, я не задремлю, надраивая медный котёл или просеивая крупу для завтрашнего обеда.
Но Сильвер, видя, как я утомлён, отпустил меня с камбуза, сказав, что сам справится; наш славный кок всегда испытывал ко мне немалую слабость.
Я был уверен, что засну, едва оказавшись на койке, но на деле всё получилось по-другому: согласно вычислениям, нам оставалось плыть менее суток, и меня будоражила и не позволяла заснуть мысль о том, что либо сегодня ночью, либо самое позднее завтра перед полуднем мы увидим Остров Сокровищ.
Но мало-помалу усталость брала своё, веки мои сомкнулись, однако спустя недолгое время я понял, что всё-таки не могу уснуть, на сей раз по иной причине. Мой сосед Редрут с кем-то разговаривал за тонкой перегородкой, ни слова разобрать я не мог, да и не прислушивался, но тогда мне казалось, что именно этот негромкий звук двух голосов не даёт мне уснуть — так же, как порой не даёт уснуть надоедливое жужжание мухи, тоже негромкое. Звук доносился откуда-то снизу, и я знал, в чём причина — там имелась большая щель, вызванная кривизной одной из досок переборки.
Раздосадованный, я поднялся с койки, взял первую подвернувшуюся под руку тряпку (кажется, это был шейный платок, дожидавшийся стирки) и опустился на колени, чтобы заткнуть щель.
И вдруг звучавший за стенкой голос послышался так ясно и чисто, словно я незримым слушателем находился в соседней каюте. Говорил сквайр Трелони и первая же сказанная им фраза заставила меня замереть в неудобной позе — стоя на четвереньках под койкой и с наклонённой головой, находящейся в полуфуте от пола. А после ответа собеседника сквайра я понял, что жизнь моя под страшной угрозой и лишь счастливое стечение обстоятельств даёт шанс избежать смерти; шанс, использовать который будет не так просто.
— …должно выглядеть естественно, — говорил сквайр (первые слова его фразы я пропустил). — Ливси паршивый доктор, но след от пули или ножа даже он разглядеть сумеет.
— Не извольте беспокоиться, сэр, — отвечал Редрут угрюмым и мрачным голосом, то есть таким, как обычно. — У меня давно руки чешутся добраться до этого щенка, и всё будет исполнено лучшим образом. Будь моя воля, я бы разобрался с ним ещё в усадьбе, когда этот нищеброд спал на ваших перинах, пил ваше вино, ел ваши разносолы и пытался командовать слугами, воображая себя джентльменом. Как же я ненавижу это отродье потаскушки Дженни Милз, окрутившей простака Хокинса!
— Я слышал, ты и сам в былые времена имел на неё виды… — невинным тоном произнёс Трелони.
В ответ Редрут издал странный звук — нечто среднее между рычанием пса и лошадиным фырканьем. Чувствовалось, что старика переполняют эмоции, и лишь почтение к хозяину не позволяет им излиться наружу в виде мерзкой ругани.