Островитянин

Я приглядел за тем, чтоб в моем доме хватало еды и оба моих старика не испытывали нужды ни в чем в мое отсутствие, пускай бы даже меня не видать три месяца. Крыша тоже не протекала, потому что к зиме была готова новая. До сих пор каждый год под старой крышей оказывалось хотя бы одно куриное гнездо, но гнезда-то все равно стояли пустые. Короче говоря, я махнул рукой, перестал думать про все это и больше не беспокоился.

Почти все к тому времени убрались из паба, кроме здоровяка. Женщина с острова подошла к нему поговорить. Она сказала, что ей нужна лошадь из города, чтобы довезти ее завтра до Дун-Хына.

— И потом, — сказала она, — если бы к утру у меня были деревенские лошади, я бы перевезла свою поклажу домой.

— А у тебя есть что везти? — спросил он меня.

— С полмешка муки у меня будет, — сказал я.

— У Диармада, наверно, тоже что-то есть, — заметил он.

— Есть, разумеется, — сказал я.

Сам Диармад в это время был без памяти.

— Вот вам моя рука и честное слово, что я приеду сюда в восемь часов завтрашним утром, если только буду жив, — сказал он.

Он запряг свою лошадь и отправился по главной улице. Думаю, у него не заняло много времени добраться до собственного дома. Я вернулся туда, где оставался бродяга Диармад. Стоять у него получалось с трудом. Обе женщины последовали за мной.

— Пойдем, — сказал я ему. — Поехали домой. Ты что же, совсем не думаешь, какую приятную женщину там оставил?

— Она не слишком приятная женщина, — сказал он. — Так что ничего страшного.

Мы подняли его на ноги и пошли поискать чего-нибудь поесть. Еда была хорошая, но съели мы очень немного. Я добрел до кровати и сразу же провалился в сон. Гораздо позже ночью старина Диармад тоже направился к кровати. Он быстро заснул, да так и пролежал, словно мертвый, до самой зари. Я опять задремал немного, а когда проснулся, уже забрезжило утро и наступал новый день. Я старался не засыпать, рассудив, что скоро приедет возница, чтобы забрать нас, — разумеется, если он был человеком слова. Я, конечно, не думал, что он подъедет так рано, как сам намеревался; но надеялся, что уж когда-нибудь в течение дня он подъедет, потому что он казался мне человеком солидным.

Пока я об этом думал, раздался шум подъезжающей повозки. Я не рассчитывал, что этот здоровяк появится в такую рань, но все-таки ошибся — именно он и явился. Оставил лошадь там, где обычно, и подошел к нам.

Мы подождали, пока будет готов завтрак, потом он запряг лошадь, а мы тем временем грузили все на телегу — точно так же, как и накануне. Диармаду Пчельнику все еще нездоровилось, но, так или иначе, лошадь нам подготовили, и мы выехали из города, проведя в нем три дня и три ночи. В здешних пабах мы пили сколько влезет, а теперь направились в Дун-Хын. Приехали довольно скоро; лодка, чтобы забрать женщин с Иниш-Вик-Ивлина, пришла быстро, потому что день был хороший. Владелец лошади попрощался с нами, пожелал доброго пути и направился в Балиферитер, в свои родные места. Мы тотчас ринулись в лодку и отплыли на Большой Бласкет. Припасы обеих женщин из лодки выгружать не стали: Диармад планировал съездить к ним на остров и провести там еще несколько дней. Мы бы взяли с собой охотничье снаряжение и, глядишь, добыли бы себе превосходных кроликов.

Хотя я не имел особого желания в этот раз куда-то ехать, но спорить с ним не стал, потому что очень утомился после Дангяна. К тому же сестра женщины с того острова была замужем за Диармадом, а моя мама приходилась сестрой ему, вот почему я проводил с ним почти каждый день. А теперь я тем более не ленился бывать в его компании — с тех пор как познакомился с девушкой с острова. И потому собрались мы, подняли паруса и плыли без устали, покуда не достигли острова на западе.

Мы провели на Камне два дня и две ночи, кролики попадались к нам в силки каждый день. По ночам мы пели в свое удовольствие — наверно, до часу ночи, — а после спали почти до полудня. Старина Диармад не мог остановиться и все сватал нас друг другу с утра до вечера. Было в нем, без сомнения, какое-то озорство. Он постоянно вышучивал все, что касалось нас двоих, как бы мы к этому ни относились.

Наутро третьего дня погода была уже совсем не очень, но мы все-таки решили уезжать. Все мы несли в лодку тяжелую поклажу, а жители Камня собрались проводить нас до воды, но словно онемели — так всем было жалко, что мы уезжаем.

Стоит ли говорить, что я захандрил и так или иначе потерял всякое настроение, — а именно так все и было, что неудивительно: я же прощался с самыми веселыми деньками в своей жизни, а вместе с тем оставлял за спиной девушку, которая нравилась мне тогда больше всех в крещеном мире.

И вот мы приплыли с запада, и наши домашние очень нам завидовали. Мы привезли множество жирных кроликов, а у тех, кто оставался дома, не было ничего, кроме водорослей, торфа и навоза.

Глава тринадцатая