Закуриваю, кладу ноги на батарею и осторожно поворачиваю из стороны в сторону, равномерно прожаривая щиколотки. Наблюдаю за снегопадом и совсем уже окунаюсь в юность. Там, в моих хоромах, где я родился и вырос, за окном кухни виднелись квартиры дома напротив. Комнаты тамошние угловые просматривались. Но стоило начаться хорошенькому снегопаду, как дом напротив совершенно исчезал. Реальность плавно сдвигалась в иное измерение. А я так же сидел и наблюдал за движением оставшейся части вселенной, обжигая ноги древним крашеным чугунном батареи парового отопления. Помню, я мысленно называл ее трехрядкой, в полной уверенности, что три вертикальных прохода позволяют мне такую вольность. В комнатах стояли шестирядные, вроде, но может, я и ошибаюсь. Кухонную вот помню, а те… Они растворились в тумане памяти вместе со множеством вещей.
Успеваю закурить вторую, когда краем уха цепляю, что Машка закончила мытье. Она молнией прошлепала в комнату. И хорошо, что она не пришла сразу: мне еще надо торможение включить. В памяти почему-то уже возник чердак еще того, первого дачного дома. Там еще коробка со старыми моими игрушками была. Двенадцать лет, как водится, настало неожиданно, я уже совсем взрослым себя тогда почуял. Уже и Маринка, что года на три старше была, мечта всех старших ребят, дала себя за грудь пощупать. Зачем я ей такой красивый был нужен – не понимаю до сих пор, но факт остается фактом. Правда, она, что радовало, сохраняла наши вечерние щупалки в тайне от ухажера деревенского, Витьки. Вот уж он бы мне пощупал морду лица! А когда пьяный был, так у него и совсем крышу сносило – мог и шлепнуть. А, не суть. Короче, взрослый-то я взрослый, а все равно достал из коробки оранжевый заводной трактор без передних колес, и становилось мне почему-то стыдно перед своими игрушками, словно предал я свое детство. Трактор вот сломал когда-то зачем-то. Искал переднюю подвеску – не нашел. Жалко его. Помню, волчок отыскался, со странными огоньками, мелькавшими в окошечках, если игрушку хорошо разогнать. Саймака тогда еще не читал и потому не ушел в путешествие по мирам, но так спокойно было наблюдать за мелькающими полосками и миганием огней! Да, в такие моменты я вновь становился маленьким, а все эти девки, сигареты и гулянки уходили куда-то далеко-далеко… Вспомнил еще, как перед самым дембелем я получил весточку из дома, откуда узнал, что дом мой сгорел. Вместе с игрушками, мечтами, детством. Ничегошеньки тут не поправить. А тот трактор так и сгорел сломанным вместе с прошлым моим. Жалко.
– Ты что?!
Резкий окрик Машки будто выдернул меня из ирреальности.
– А? Чего кричишь? Я чуть не рухнул.
– Да где тебе не кричать, если ты на слова вообще не реагировал, словно умер, – она выглядела все еще испуганной, но уже приходила в себя.
– Так ты бы тряхнула, – я недоуменно пожал плечами.
– Страшно стало. У меня отец вот так же. Пришел с работы, сел на стул и смотрит в окно. Час сидит, полтора… Бывало с ним так, если настроение плохое. Успокаивался, отходил, веселел. А тут… Мать ужинать позвала – не откликается. А когда по плечу легонько стукнула, он вдруг наклонился в сторону и упал. Оказывается, умер, – Машка судорожно всхлипнула.
Я усадил ее на колени и обнял, осторожно поглаживая спину.
– Не плачь, маленькая! Ты посмотри, какой снег. Просто смотри на него и вспоминай. Сегодня на улице – метель воспоминаний. Хороших, плохих – не важно. Главное, чтоб они были. Прожитая часть нашей жизни кружит там.
Она судорожно вздохнула и замерла, наблюдая за медленным вальсом снежинок. Я осторожно, чтобы не потревожить девушку, потянул из пачки сигарету, прикурил и снова ушел бродить по лабиринтам памяти. Но теперь уже не получалось настроиться на хороший лад. Я вспомнил своего отца, умиравшего в подмосковной больнице. И как по-дурацки все вышло. Какие-то отморозки ударили его по голове, чтобы ограбить. Скорее всего, напали со спины. Некому ее было прикрыть: не дождался меня и поехал за деньгами один. Как всегда резко и конкретно рванул с места. Не в его привычках было на кого-то надеяться, пусть даже этот кто-то – его сын. А через пару дней после нападения кровоизлияние превратило умницу-инженера в слюнявое беспомощное существо. Ненадолго. Последующий инсульт милосердно убил его. Пусть для кого-то подобное и звучит кощунством, но отец-растение гораздо ужаснее мертвого отца.