Островок Вневременье

– Да, послезавтра утром стартуем, – киваю я и чувствую себя свиньей: нет у меня ни капельки сожаления или грусти по поводу отъезда. При этом делаю вид, что и мне тяжело.

– Будет тут еще что-нибудь? – она проводит пальцем по стеклу. – Вы еще приедете работать?

– От нас сие не зависит, – пожимаю плечами и закуриваю.

– Понятно… – вздыхает Машка, одним глотком допивает вино и встает. – Пойду кровать стелить. Завтра на работу вставать.

Она когда говорит, наклоняет голову, чтобы не выдать своих слез, но их не спрячешь. Они все равно блестят под ресницами. Маша не любит, когда я вижу ее такой, и мне ничего не остается, как кивнуть и отпустить ее. Она уходит, а я поворачиваюсь к окну и прислушиваюсь к едва слышной пока мелодии. Звук давно знакомый, вот только приходит он вовсе не извне. Это музыка дороги. Та, что возникает из памяти, собирает нотки романтики, любви, мечты, страха, усталости… Там много-много ингредиентов, но все они звучат так слаженно, что создают ощущение радостного ожидания. Мелодия зовет, манит. Она сильнее меня, она суть путей, которые ждут. Теперь я уверен, что мы уедем именно как задумали: не раньше и не позже. Нельзя противиться зову, трасса соскучилась по мне.

Иду в комнату и ложусь рядышком с Машкой. Она вздрагивает. Я сперва подумал, что от неожиданности, но потом чувствую, что она плачет. Я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе.

– Спи, девочка! Утром печаль растает.

Проснулся я в пустой кровати. Или Машка настолько тихо выпорхнула, или я так хорошо отрубился. Завтрак, накрытый салфеткой, ждал на кухонном столе. Надо же! И когда приготовить успела?

На работу я не торопился. Все сделано, все готово к демонстрации, и недостатка в судьях точно не предвидится. Стоит свистнуть только – все набегут. Вот удивительную штуку я заметил: когда требуется что-то организовать – ни одного начальничка не отыщешь. А как речь заходит о сдаче-приемке, так примчатся даже те, кто никакого отношения к проекту не имеют. Этот объект исключением не стал. Многочисленная прикостюмленная банда заняла едва не весь зал. Кто прыгал по плитам, кто с видом знатока слушал гудение кондиционеров. А кто-то и вообще прикладывал к полу уровень! В общем, все были жутко заняты. Мы с Автолычем скромно стояли в сторонке и безучастно наблюдали за шоу. На самом-то деле весь этот цирк не имел ровным счетом никакого значения: контракт будут закрывать немцы. Именно они самые главные приемщики, потому что полы и кондиционеры – первый этап установки станции. Вот когда станция будет включена и начнет обслуживание абонентов, тогда прыгайте сколько влезет. А пока, все эти приплясывания и замеры суть показуха. Каждый начальник хочет выглядеть как минимум участником проекта. Смешные люди, ей-богу. Но само зрелище броуновского движения завораживало.

– Завтра будем грузиться? – спрашивает Автолыч, отвлекшись от созерцания костюмированного бала.

– Да. Сегодня нельзя.

Вопрос он задал просто так, от нечего делать. Сашка в курсе, что у нас только один выезд и остался: обратно на территорию гостиницы нас не пустят. Оставлять же груженую инструментами машину во дворе дома – стремно. Никакая сигналка не спасет, если кто решит обнести кибитку – проверено, хотя и не нами. Лучше учесть чужой опыт, чем плакать над своим. Искать платную охраняемую стоянку на один день тоже глупо. Максимум, что удастся сэкономить, – час. Тогда зачем платить?

– Тебе как? Не хочется от Аленки уезжать? – интересуюсь просто так, от нечего делать, ибо знаю, что Автолыч сам отравлен дорогой уже давным-давно. Он не хуже моего слышит мелодии путей.

– Ты ж знаешь – я Натульку свою люблю, скучаю. Хочется домой. Аленка хорошая, но это так, временно. И она в курсе, и я.

Киваю. Все точно так же, как у меня. Да, поначалу я не понимал Автолыча, но это непонимание длилось до второй виденной мною смерти на трассе. Потом в голове что-то щелкнуло, и мир распался. Вместо одной сложной структуры я увидел тысячи простых составных. Одна из них – понимание, что если я не доеду, а к такому исходу надо быть всегда готовым, то сохранение верности окажется самым бестолковым времяпрепровождением. Если вернусь, то к своей Нике, по которой скучаю даже в объятиях других женщин. Верность – состояние души, а не тела. Если кто хочет меня осудить – не стоит. Я все равно не пойму такого человека. Мне не раз доводилось отмывать руки от крови тех, кого вытаскивали из недр искореженного металла. И не все тела были теплыми или хотя бы целыми. Бывало, помогал тушить машины, от которых сильно пахло шашлыком. Смерть, как я помню, всегда стояла рядышком и с интересом наблюдала за моим действиями. В общем, после таких дел хочется каждый миг ощущать вкус жизни любыми доступными способами. Не поняли? Да и черт с вами. Я ж не заставляю жить по-моему.