Островок Вневременье

Я ткнул окурок в пепельницу и поглядел на лицо Машки. Она явно витала где-то очень далеко, а мечтательный взгляд говорил о том, что места ее прогулок донельзя чумовые. У меня затекла нога, но я боялся пошевелиться, чтобы не потревожить девчонку. Ей и так несладко приходится, да и дальше с просветами никак. Даже залететь так и не вышло. Времени не осталось, мне уже уматывать, вряд ли оставшаяся пара дней что-то изменит. И кто знает, когда еще меня судьба приведет за Урал. А ей так и останется работа, съемная квартира, подруга, сопящая на соседней кровати, и изредка возникающий на горизонте брат. Хотя… Тут как посмотреть. Был ли я для нее такой уж офигенной радостью? Наверное, больше отвлечение, чем сжигающая страсть. И может быть, к лучшему.

– Ой, я совсем замечталась, извини! – Машка вдруг очнулась, обняла меня за шею, крепко поцеловала и соскользнула с коленей. Я с кряхтением вытянул ногу, ощущая первые мурашки в онемевшей конечности. Скоро их целая толпа набежит, заставит трясти ногой.

– Пойду отмываться от дня, – я встал, поставил стул к столу и потянулся.

– Ага! – согласилась Маша, деловито грохоча посудой.

Ничто так не смывает с души слякоть, как проточная вода. Я прибавил горячую и наслаждался таянием крохотных ледышек, скопившихся за день где-то внутри. Шевелиться не хотелось, а только стоять и чувствовать, как почти обжигающий поток низвергается на макушку. Пришлось собрать волю в кулак и закрутить краны. В конце концов там, на маленькой кухне, меня ждет Маша, вино, сигареты и снег за окном.

Я вытерся, быстренько простирнул вещички и развесил их на сушилке. И только потом сообразил, что не взял ничего на подмену. Пришлось обмотаться полотенцем и проскользнуть в комнату. Я понимал, что глупо прятаться, ведь Машка не раз видела меня голым, но ничего с собой поделать не мог. Откуда у меня такая стеснительность – ума не приложу. Возможно, что все из того же безоблачного детства тянется.

– Уф, я готов! – сообщил я, входя на кухню.

– Угу, – она долавливала шумовкой последние пельмени и клала их в здоровенную миску. – Садись. Майонез или масло тебе?

– Уксус есть? – спросил я. – Если есть, то его и масло.

Девушка открыла холодильник и достала граненую бутылочку.

– Вот.

– Ага, спасибо!

Она поставила миску на стол, достала пару небольших тарелок, а затем села напротив.

– Вина? – спросил я.

– Давай.

Честно говоря, «Верхотурская таможня» мне уже порядком осточертела, но какая-то альтернатива из того же ценового диапазона, взятая разок на пробу, оказалась гораздо хуже качеством. Голимый порошок, разведенный в какой-то спиртосодержащей жидкости. Воняло похлеще прошедшего по многометровому резиновому шлангу самогона. Дело вкуса, конечно, но я не сторонник радикальных способов самоубийства. Гарантированное уничтожение печени за один раз. Возможно, в Екатеринбурге где-то и продавалось хорошее вино, но искать его в окрестных магазинах точно не имело никакого смысла. Ребята-колдырята, коренные обитатели района, предпочитали водяру марки подешевле. Разве где в центре магазинчик существует, но никакой гарантии, что в дорогой красивой бутылке не окажется гадость. Черт с ним, в Москве отопьюсь чем-нибудь приличным, если, конечно, очередной кризис не вышибет дух из моей зарплаты. Помню, как-то все лето откатались, а получили в августе в несколько раз меньше, чем рассчитывали. И когда начали спрашивать на тему конвертации валютных командировочных по текущему курсу, то получили от начальников сверх пачки обесценившейся бумаги внушительный шиш вместе с отповедью:

– Вы рубли получаете и на рубли живете, и нефиг рыпаться. Курс – ерунда. Курс для нас – рубли для вас.

Короче, «наденьте намордники и радуйтесь, радуйтесь!». Обидно, блин. Немцы-то марки кидали за работу нашу нелегкую и довольно опасную, если добавить к высотным делам еще и автомобильное путешествие на утлых «жигулях» по убитым трассам. Но наверное, шефам очень понравилась звенящая в карманах разница и расставаться с ней им явно не хотелось ни под каким видом. А может, и к лучшему, ибо урок того августа для меня зря не прошел. Тогда я четко осознал несколько вещей: большую часть денег в рублях хранить нельзя, верить начальникам глупо, лояльность фирме не премируется, а работать по найму всегда надо так, чтобы было что вспомнить помимо железяк и боли в мышцах.

Первый глоток вина немножко ослабил негативный настрой по отношению к пойлу, а после бокала все вернулось к норме. Мы пили, закусывали пельменями, смеялись. А время от времени замирали и слушали снег – мягкое звенящее молчание белой тьмы. Реальный мир заканчивался примерно в полуметре от оконного стекла. Что там дальше? Не так уж и важно. Главное, тут Машка и я, а на столе остывающие пельмени и вино. Батарея жарит, свет горит, время идет… И только танец снежинок за окном бесконечен.

– Вы скоро уедете… – задумчиво произносит Маша, и в уголках глаз ее заблестели слезинки.