Читаем Освобождение полностью

рассвет торопит, прогоняет тьму.

Заискрился росой земной покров.


— Не Человека вижу, а Народ.

Размножились, всё сущее теснят.

Поодаль бойкий кружит хоровод –

то Нации свой занимают ряд.


Оценивают судьи скопом всех.

Иной народ изгоем назовут,

другого восхваляют за успех.

Трезвонят злые вести там и тут.


Спущусь пониже, в круговерть Толпы.

Все как один, похожие до слёз.

Адам, явись, мне очень нужен ты

и Ева, плод твоих греховных грёз.


Я Человека отыскать хочу,

как Диоген, что днём зажёг свечу.


То звание не терпит уз и пут.

Подняться До Себя — завидный труд!


Вот ими должен править Бог и царь.

То сбудется? Иль, может, было встарь?

IV Человек и время


О времени и о себе*

Время выдумал он, человек,по подсказке гуляки-светила,по явлению зеленокрылоймай-весны, где недавно был снег.И со мной происходят, и с нимсладко-горькие метаморфозы.Жить бы, жить — уходить надо. Прозажизни нашей, однако грустим.Вот на этом бы и замолчать.Но он так разбежался по свету,человек, — места чистого нету.И на всём даты, словно печать.

* * *

Время. Можно ль потрогать рукойсей предмет? Кажется, приходилось.На дороге в Помпеях влачилисьдве, как тень, колеи под ногой.Раскроила когда-то арбатяжким грузом сырую дорогу.Как прохожий я жмусь понемногу,в мёртвые упираясь дома.Вильнюс. Долго стою на мосткахнад глубокой разверстою ямой.Мостовая булыжная в раме,стен остатки, угли в очагах.Короля Казимира звездазасияла тогда над Литвою.Вопреки неживому покою,всё кипело, как в улье, тогда.

* * *

— Сколько времени? — трепетный взглядна часы. Охнешь: не опоздать бы!Это молодость. Дни, словно братья,рядом вольно, с улыбкой летят.Позже меряем время не так.Годы, век — остальное пустяк.

*В заголовке строчка В.В.Маяковского.

Есть и Было. Рим

Я стою средь развалин имперского Римаи уйти не могу.Прирастают каменья опавшиезримов воспалённом мозгу.Возрождается Ростра, храм Весты — весь Форумв блеске нового дня.Помогаюттой книги слова и узоры,что в руках у меня.На прозрачных и тонких заветных листочкахпроступают едваРима давнего контуры и оболочки —памятные места.Накрывают туманом разрушенный город,он на фото живой.И две тысячи лет — как неведомый воротпроскрипел надо мной.Есть и Было. Есть — Будет.Тревожит загадка,тянет вечный магнит.Полистаю — взгляд ищет воскресшую аркуи над храмомпарит.

* * *

О моём городке книжку можно такуюнам создать? Вот мечта!Мы другой, победней, помним землю родную,но была Красота.

Есть и Было. Подмосковье

Не церковь малая — велик собор

построен на земле волоколамской

во вкусе пышном греко-итальянском.

Колонны перед входом. Вскиньте взор –

ротонды купол и окон дозор.

Приделы слева, справа. Монумент!

Чей щедрый дар и гордости момент?


Перелетим на двести лет назад.

Знакомого мы не узнаем места.

Воображение рисует дерзко

усадьбу графскую, и парк, и сад.

А в центре храм, величествен и свят,

с блистающим крестом средь облаков

и песней колокольных голосов.


Невидимо проходят дни, года.

Враждебных вихрей закружилась стая.

«Эх, без креста!» — и старый мир растаял

почти бесследно.

Так что, господа,

он не собор теперь, а склад. Беда:

внутри, снаружи всё пошло вразнос.

И с кровли в небо — рощица берёз.


Я рядом с храмом-старцем много лет

хожу по незавидному посёлку.

С хрущёвками смешались избы. Толку

в той смеси мало или вовсе нет.

Мне чудится, исходит тихий свет

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сибирь
Сибирь

На французском языке Sibérie, а на русском — Сибирь. Это название небольшого монгольского царства, уничтоженного русскими после победы в 1552 году Ивана Грозного над татарами Казани. Символ и начало завоевания и колонизации Сибири, длившейся веками. Географически расположенная в Азии, Сибирь принадлежит Европе по своей истории и цивилизации. Европа не кончается на Урале.Я рассказываю об этом день за днём, а перед моими глазами простираются леса, покинутые деревни, большие реки, города-гиганты и монументальные вокзалы.Весна неожиданно проявляется на трассе бывших ГУЛАГов. И Транссибирский экспресс толкает Европу перед собой на протяжении 10 тысяч километров и 9 часовых поясов. «Сибирь! Сибирь!» — выстукивают колёса.

Анна Васильевна Присяжная , Георгий Мокеевич Марков , Даниэль Сальнав , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Поэзия / Поэзия / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза
Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990‐х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза