От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Но Франклин не писал этого текста. То есть он никогда не писал текста под названием «Автобиография Бенджамина Франклина». В значительной мере уподобляясь Мурасаки Сикибу в ее автобиографическом письме к дочери, Франклин адресовал описание начального периода своей жизни заблудшему сыну Уильяму (который стал последним колониальным губернатором Нью-Джерси и заслужил недобрую славу лоялиста). К этому письму он позже добавлял другие фрагменты жизнеописания, но, будучи печатником, человеком, обладающим уникальной возможностью издавать все, что заблагорассудится, без оглядки на кого-либо, так и не опубликовал ни единой части. После его смерти редакторы объединили эти разрозненные фрагменты под названием «Автобиография Бенджамина Франклина». В этой форме они сделались классическим литературным произведением. Франклин, как предприниматель-издатель, использовавший любое подходящее содержание, какое мог найти, вероятно, одобрил бы этот редакторский произвол.

Важнейшим из всех текстов, связанных с именем Франклина, остается Декларация независимости, которая чем дальше, тем явственнее выдвигалась на позицию основополагающего документа укрепляющейся, поднимающейся нации. Во время Англо-американской войны 1812–1814 гг. власти сочли, что оригиналу документа, находившемуся в Вашингтоне, грозит опасность, и вывезли его незадолго до того, как англичане сожгли город в 1814 г. В период Второй мировой войны были приняты еще более серьезные меры предосторожности: Декларацию отправили в Форт-Нокс, в штате Кентукки. Находясь в самом безопасном из хранилищ, среди золотых запасов Соединенных Штатов, исписанный от руки лист пергамента обрел статус священного текста. К тому времени Декларация стала вдохновлять на провозглашение независимости и другие народы и страны, в том числе Гаити[534]. Декларация наряду с Конституцией породила и собственную форму текстуального фундаментализма, согласно которой Соединенные Штаты с момента провозглашения и впредь обязаны жить по букве оригинала, не допуская никаких иных трактовок текстов.

Жизнь Франклина была настолько тесно связана с печатью во всех ее формах, что и жизнь свою он рассматривал через призму печати – или даже как собственно печать. Еще в юности он написал юмористическую автоэпитафию:

Тело Б. Франклина, печатника,
Словно обложка старой книги,
С вырванной серединой,
Стертым заглавием и позолотой,
Лежит здесь пищей для червей.
Но труд его не пропадет втуне,
Ибо предстоит ему (в чем он уверен)
Вновь явиться на свет
В новом, еще более красивом издании,
Исправленном и дополненном
Автором[535]

.

Шутливо упоминая богоподобного автора и загробную жизнь (в которую не верил), Франклин описал свою жизнь с точки зрения типографа. Его жизнь и в самом деле была исправлена и скорректирована – не божественной силой, а поколениями биографов, которые превратили его в одного из самых почитаемых отцов-основателей. Но, может быть, нам следует уважать его желание и помнить о нем прежде всего как о человеке, который использовал силу печати в борьбе за независимость – и был не просто печатником-республиканцем, как сам любил называть себя, а печатником Республики ученых.

Глава 11 Всемирная литература: Гёте на Сицилии

1827, ВЕЙМАР

24 мая 1823 г. вдохновенный поэт Иоганн Петер Эккерман собрался с духом и послал рукопись под названием «Заметки о поэзии со ссылками на пример Гёте» прославленному писателю лично[536]. Эккерману было тридцать лет, и до недавних пор никто не мог бы предположить, что он когда-либо станет литературным критиком. Он вырос в самой жалкой бедности. «Главным источником существования всей семьи была корова; она не только ежедневно давала нам молоко, но мы… даже время от времени умудрялись продавать немного молока»[537], – писал он позднее[538]. Но Эккерман стремился выбиться в люди и преуспел в этом. Он не только научился читать и писать, но и, заручившись поддержкой одного из судейских чиновников, получил мелкую чиновничью должность в родном городе Винзене. После непродолжительной солдатской службы (во время войны против Наполеона) он продолжил образование, изучал частным образом латинский и греческий языки, даже начал, уже под тридцать лет, изучать право в Геттингенском университете. Перед ним открывались прекрасные перспективы.