Но, как выяснилось, волнения Гутенберга по поводу мнения церкви (если он и тревожился на этот счет) были напрасны. Церковь благосклонно отнеслась к представленной Гутенбергом механически воспроизведенной Библии, которая получилась намного красивее, чем у самых ревностных монахов. При всей своей красоте Библии Гутенберга были сравнительно дешевы, так что их мог купить любой приход или монастырь. Рискованная игра Гутенберга, целью которой было перемещение печатных книг с рыночных прилавков на кафедры проповедников, оправдала себя.
У церкви имелось еще одно основание одобрить новую технологию. Метод Гутенберга обещал сократить огромное количество ошибок, которые переписчики вносили в святой текст. Среди представителей церкви, придававших особое внимание этой проблеме, был Николай Кузанский, считающийся в наши дни одним из самых влиятельных богословов своей эпохи. Николай учился в Гейдельберге, в Падуе, а вернувшись в Германию, стал преподавать в Кельнском университете и добился высокого положения в иерархии католической церкви. Николай Кузанский, пользовавшийся славой строгого мыслителя, как дипломат выступал представителем папы римского. В частности, Николай посетил Константинополь незадолго до его падения, где участвовал в оказавшихся безрезультатными переговорах об объединении греческой и римской церквей. Он призывал также к налаживанию отношений с исламом и утверждал, что Коран совместим с христианством.
При всей непредубежденности Николая Кузанского к Греческой православной церкви и исламу, он был крайне требователен к практике христианского вероисповедания. В своих дальних путешествиях он отмечал ужасающие неточности и ошибки в толковании Священного Писания и выполнении обрядов. В церквях то и дело слова Бога искажались, подчас до смешного, из-за ошибок, внесенных в текст переписчиками[398]
. Следующие переписчики повторяли эти ошибки и добавляли к ним свои, и так далее, от поколения к поколению. Учитывая эту систему воспроизведения, можно считать едва ли не чудом то, что текст, созданный святым Иеронимом в IV в., через тысячу лет все еще содержал осмысленные фразы. Молитвенники и требники – книги с наставлениями священникам и монахам о том, как молиться и отправлять службу, – были точно так же искажены, а это значило, что не существовало двух церквей, где мессу служили бы в одинаковом порядке, с одними и теми же словами.Ужаснувшись этому морю ошибок, Николай Кузанский призвал к созданию новых, авторитетных и свободных от ошибок молитвенников, требников и Библий. Но как добиться того, чтобы новые тексты вновь не обросли ошибками, когда их будут копировать новые переписчики? Он понял: решить проблему может изобретение Гутенберга. Действительно, печатники тоже могут допускать ошибки, но исправить их погрешности легче. Каждую страницу можно тщательно сверить, и если буква попала не на свое место или оказалась перевернута, как иногда случалось, то ее нетрудно поставить на место и отпечатать страницу заново. С верного набора и оттиски получатся верные. Впрочем, и этот путь не страховал от опечаток. В Англии типограф напечатал Библию, случайно пропустив «не», и получилось, что священная книга поощряла прелюбодеев[399]
. Но общее количество ошибок, возникающих при переписке, уменьшилось во много раз. Печать наилучшим образом позволяла церкви укрепить контроль над Священным Писанием. Оказалось, что церковь и печать словно созданы друг для друга.Союз между церковью и печатью оказался недолговечным. Гутенберг и церковь, сами не понимая того, привели в движение силы, которые изменили саму церковь, изменив роль письма и чтения. Ни Гутенберг, ни церковь не сознавали, что учреждения и общества, основанные на Священном Писании, особенно уязвимы со стороны новых технологий письменности. И конечно, никак не ожидали, что этой уязвимостью с сокрушительной силой воспользуется не посторонний для церкви человек, а монах, не проявлявший особого интереса к каким бы то ни было технологиям письменности, но вполне довольный своим печатным экземпляром Библии, человек, которому при ином развитии событий пришлось бы распространять свои идеи при помощи пера и бумаги.
Лет через шестьдесят после выхода Библии Гутенберга монах Мартин Лютер самым традиционным способом написал письмо архиепископу Майнца. До пострижения Лютер изучал философию и право, но затем намеренно удалился от суетной университетской жизни в тихий августинский монастырь. Он надеялся соединить абстрактные положения философии и богословия с опытом праведной жизни, исполненной любви к Богу. Однако в монашестве ему положили послушание – преподавать в Виттенбергском университете хитроумное искусство теологической полемики.