От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Именно из Виттенберга Лютер теперь обращался к архиепископу. Письмо было написано от руки, на латыни, и рекомендовало архиепископу обратить внимание на представителя церкви, который торговал напечатанными индульгенциями, зазывая грешников совершенно возмутительными речами. «Милость [отпущений] настолько могущественна, что любой, даже самый большой грех может быть прощен. Это якобы возможно даже в немыслимом случае, например, по словам [проповедников отпущений], если кто-то обесчестит Матерь Божию»[400], – писал Лютер, не сомневаясь, что архиепископ ничего не знает об этих злоупотреблениях и быстро положит им конец.

Монах также решил дополнить свое сообщение архиепископу теоретическими тезисами насчет индульгенций[401]. В частности, он подверг сомнению саму практику отпущения грехов через индульгенции, их продажу за деньги, а также добавил некоторые вопросы о таинстве исповеди, о чистилище и о правах папы римского. В этом не было ничего необычного – именно так в Виттенберге и многих других учреждениях проводились теологические дебаты. Однако главным был вопрос об индульгенциях. С ними нужно было что-то делать.

После падения Константинополя и первого тиража индульгенций, отпечатанного Гутенбергом, их производство и продажа постоянно увеличивались. Угроза со стороны турок ничуть не уменьшалась, и христианскому миру требовалось все больше денег для подготовки к ее отражению. К счастью, как раз вовремя Гутенберг создал свое изобретение, способное умножить количество индульгенций, – богоданное, по мнению церкви, которое она немедленно пустила в работу. Индульгенции теперь печатали и продавали тысячами, даже десятками тысяч[402]. Известен случай, когда было отпечатано 190 000 экземпляров одного бланка индульгенции. Кому-то из печатников пришла в голову блестящая идея переплетать бланки индульгенции в книги, создавая своего рода отрывные купоны[403]. Распространением индульгенций занималась разветвленная организация, в помощь участникам которой печатались брошюры-наставления с советами, как лучше продавать товар на тех или иных территориях. Одна из таких брошюр попала в руки Лютера[404], усугубив его негодование.

Но архиепископа Майнцского занимали совсем иные заботы. Для покупки высокого церковного сана, которому сопутствовала вполне реальная власть курфюрста[405] в Майнце, он занял крупную сумму у быстро растущего банкирского дома Фуггеров[406]. Ссуда была застрахована сложным образом. Архиепископ должен был контролировать продажу индульгенций и направлять половину выручки папе римскому, а другую половину передавать Фуггерам, пока долг не будет выплачен. Сделка была взаимовыгодной. Архиепископ смог купить себе титул, Фуггеры получили надежный имущественный залог для своей ссуды, а папа не только получил деньги от нового архиепископа, но и мог не сомневаться, что его индульгенции будут продаваться со всем возможным старанием[407]. Такова была тщательно выстроенная схема, целостности которой теперь угрожал Лютер. Понятно, что архиепископа такая перспектива не обрадовала. Он не собирался обсуждать ни один из приложенных к письму тезисов и тем более не собирался прекращать продажу индульгенций.

Лютер понятия не имел о том, что попытался нарушить работу крупного торгового предприятия. Он просто ждал ответа. Но архиепископ так ничего и не написал. Судя по всему, через некоторое время Лютер решил обнародовать свои тезисы против продажи индульгенций и о связанных с этой проблемой вопросах; всего тезисов набралось девяносто пять. В Виттенбергском университете обнародовать тезисы означало вывесить их на двери Замковой церкви, что служило приглашением к полемике. Но на приглашение обсудить тезисы никто не откликнулся – по-видимому, из-за отсутствия интереса. Не ответили даже немногочисленные друзья-единомышленники, которым Лютер послал тезисы по почте. Казалось, будто все это осталось незамеченным.

Спокойствие оказалось обманчивым. События развивались хоть и без шума, но весьма активно. Архиепископ переслал тезисы своему деловому партнеру в Риме и попросил совета, как утихомирить возмутителя спокойствия. Друзья Лютера тоже не сидели сложа руки. Вместо того чтобы начать дебаты, они выбрали иную форму ознакомления публики с новыми идеями – форму, о которой сам Лютер даже не думал. Они передали тезисы печатникам. Тезисы, аккуратно написанные Лютером по-латыни, не предназначались для широкой публики, но его единомышленники решили, что их все же следует издать. Один из членов Нюрнбергского городского собрания перевел их на немецкий[408], и через считаные недели тезисы стали читать сразу в нескольких городах[409].