От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Атауальпа видел приближавшегося монаха и с помощью переводчика понял, что кастилец уговаривает его признать над собой власть короля Испания и христианского Бога. Закончив речь, кастилец протянул императору квадратный предмет, называвшийся книгой, который якобы содержал в себе голос этого Бога.

Некоторые очевидцы потом вспоминали: Атауальпа взял книгу в руки, но не знал, что с ней делать. Когда монах предложил помощь, император грубо оттолкнул его руку. Немного повозившись, вождь сумел открыть книгу, но, обнаружив под обложкой множество страниц, раздраженно бросил ее в сторону. Кто-то утверждал, что он поднес книгу к уху и попытался уловить голос испанского Бога. Голоса не было, и Атауальпа бросил странный предмет на землю. Ясно было одно: правитель инков не знал, что такое книга. Он никогда не имел дела с бумагой и не мог понять значения священного текста. Инки, несмотря на успехи в строительстве дорог и зданий, не имели письменности.

Как только книга оказалась на земле, монах подал Писарро знак: пора нападать. У части свиты имелось оружие под одеждой, но в панике, вызванной внезапным появлением лошадей с громко звенящими колокольчиками, грохотом оружия, свистом острых мечей, инки, оказавшиеся в ловушке на тесной площади, не смогли оказать серьезного сопротивления. Их перебили, и император попал в плен.

Столкновение с Атауальпой оказалось триумфальным для Валверде. Книга, которую он имел при себе, была или Библией, или, что более вероятно, требником, сборником псалмов и других выдержек из Библии в удобном для путешествий формате и сгруппированных таким образом, чтобы можно было вести канонические службы согласно христианскому календарю[418]. Эта книга, этот предмет, назначения которого не смог понять Атауальпа, являлась кульминацией тысячелетней истории внедрения новаций, объединяя в себе письменность, изобретенную в Месопотамии, греческий алфавит, китайскую бумагу и римский переплет в форме книжного блока. Незадолго до того Иоганн Гутенберг повторно изобрел печать при помощи наборного шрифта, близкую к китайской технологии. По всей Европе возникали типографии, выпускавшие Библии и требники все меньших и меньших размеров. Формат in octavo (1/8 доля листа) появился незадолго до завоевания Нового Света.

Мы имеем подробную информацию об этом незабываемом происшествии, потому что его описали несколько участников – в том числе родной и двоюродный братья Писарро, а также племянник Атауальпы, который диктовал свои воспоминания писарю-метису. Не хватает лишь свидетельства самого Франсиско Писарро. Он не оставил никакого письменного отчета об этом дне. До нас не дошло ни единой буквы, написанной его рукой. Даже на договоре с компаньонами о снаряжении его судов нет его подписи: Писарро не мог написать даже собственное имя. Как и его противник, он был неграмотным[419].

ВОЙНА КНИГ

1519 Г., ЮКАТАН

Завоевание Нового Света сопровождалось множеством подобных эпизодов: горстки вооруженных до зубов европейцев, которым способствовала распространенная ими же, пусть и невольно, оспа, умело пользуясь междоусобицами местных народов, брали верх над многократно превосходившим их численностью противником. Если же присмотреться, можно увидеть, что им всегда сопутствовала книга.

Четырнадцатью годами раньше, в 1519-м, Эрнан Кортес, троюродный брат Писарро, приплыл с Кубы, чтобы исследовать территорию, которую испанцы гордо называли Юкатан, используя, как им казалось, местное название. Позже выяснилось, что за название страны приняли искаженную фразу майя «как он странно говорит», которую испанцы то и дело слышали от местных жителей[420].

Аборигены употребляли также некоторые слова, имевшие сходство с кастильским наречием испанского языка. Немного поразмыслив, Кортес решил, что где-нибудь в этих местах мог жить испанец, уцелевший после случившегося здесь девять лет назад кораблекрушения. Он отправил гонца на поиски соотечественника, но приказал приготовить судно и отплыть, если тот не вернется к определенному сроку. В последний момент появилось каноэ туземцев. Один из них, к всеобщему изумлению, заговорил на идеальном кастильском наречии и представился Херонимо де Агиларом. Еще более удивительной оказалась следующая фраза Агилара: «Сегодня среда, верно?»[421]

Агилар оказался монахом-францисканцем. На протяжении всех девяти лет, проведенных в плену у майя, он умудрился сохранить свой требник (такой же, как у Валверде) и по нему считал дни.