Оставался один, самый важный вопрос: мог ли календарь майя основываться на священных сюжетах, на фундаментальных текстах? Тут я уже не стал полагаться на наблюдения Ланды, поскольку его научную работу прервал кризис, созданный Ландой-разрушителем. Весной 1562 г. юноша-майя обнаружил близ селения Мани пещеру, в которой находились идолы и человеческие черепа, очевидно свидетельствовавшие о человеческих жертвоприношениях. Ланда пришел в ужас. То, что он считал великой цивилизацией, в конце концов оказалось варварством.
Разгневавшись, он взялся за подавление тайных языческих обрядов, прибегнув к массовым арестам и пыткам. Непрерывные репрессии продолжались три месяца. Его излюбленным методом дознания было подвешивание на дыбе и истязание, пока пытаемый не сознается, после чего ему назначалось серьезное наказание. Одна из неизменных проблем заключалась в том, что после пытки у преступника обычно не оставалось неповрежденной кожи, чтобы его можно было высечь. Из 4500 жертв расследования Ланды 158 человек умерли и не менее 13 покончили с собой[437]
. Майя, без колебания проливавшие кровь врагов, были потрясены. Их традиционный прием – вырезание сердца у живого человека – осуществлялся очень быстро, поэтому был менее жесток.Ланда тоже был потрясен – потрясен услышанными среди истошных криков своих жертв признаниями о тайном поклонении старым богам. Даже его старый друг и советчик Начи Коком, которому при крещении дали имя дон Хуан Коком, был причастен к некоторым из этих явлений[438]
. Под тонким покровом христианства продолжалось тайное поклонение старым богам. Все усилия Ланды по обращению туземцев оказались тщетными.Ланда сумел придумать лишь один выход из положения – вырвать культуру майя с корнем. Из того, что рассказал ему предатель Коком, Ланда понял: религиозная практика майя основана на их священном писании. Потому-то Ланда, приложивший больше сил, чтобы изучить индейцев, нежели любой другой испанец, решил сжигать все книги майя, какие только удастся найти. Он открыл охоту, изымал книги, передававшиеся из поколения к поколению в благородных семействах вроде династии его бывшего друга Кокома, – книги, считавшиеся священным писанием, книги, описывавшие движение звезд и правила составления календарей. Ланда собрал все эти драгоценные изделия искусных человеческих рук, которыми недавно так восхищался, сложил их в большую кучу вместе со всеми идолами, поклонение которым предписывалось этими текстами. Так в 1562 г. свершилось торжественное аутодафе («акт веры») – публичное оглашение признаний и приговора в свете огня, уничтожавшего книги майя. Такие процедуры Ланда видел у себя на родине, в Испании, где церковь сражалась, постепенно сдавая позиции, против Лютера. Если бы он знал о сожжении конфуцианской классики в Китае, возможно, этот пример добавил бы ему вдохновения. История литературы – это череда библеоклазмов, сожжений книг, служащих доказательством могущества зафиксированного слова.
Огненное торжество было настолько внушительно, что Ланду вызвали в Испанию для расследования. Даже испанская корона сочла его усердие чрезмерным. Нет, против пыток никто не возражал, но в королевстве существовала великая инквизиция – обширная структура с четко расписанными правилами и процедурами, которые Ланда и его рьяные подчиненные нарушили. Юридические слушания против него продолжались несколько лет, и ему удалось вывернуться более или менее невредимым лишь благодаря своим дипломатическим способностям. Однако в конечном счете он триумфально вернулся в Новый Свет – в сане епископа Юкатана.
Именно в Испании, в трудное для себя время, не зная толком, каким окажется его будущее, Ланда составил свое великое описание культуры майя, вложив в него все, что знал. Что он думал, рассказывая о прекрасных книгах, о достижениях в календарных расчетах? Являлись ли перед его мысленным взором все эти сокровища, охваченные огнем? Его труд не передает никаких эмоций: «Мы нашли у них большое количество книг, [написанных] этими буквами, и, так как в них не было ничего, в чем не имелось бы суеверия и лжи демона, мы их все сожгли; это их удивительно огорчило и причинило им страдание»[439]
. Не похоже, чтобы Ланда раскаивался: как-никак, он старался оправдать свои действия перед судом и даже притворялся удивленным тем, что майя были недовольны сожжением книг. Но, должно быть, он все же сознавал двусмысленность своего положения. Именно его записи сохранили для человечества бо́льшую часть того, что мы знаем о литературной культуре майя. Именно благодаря его трудам лингвисты сумели через сотни лет расшифровать писания майя. В то же время он сделал больше, чем кто-либо другой, для их уничтожения.Из нескольких систем письменности, существовавших в Месоамерике, до нашего времени дошли только глифы майя; лишь они доказывают, что письменность была изобретена и за пределами Евразии