От Носке до Гитлера

В руках Брауна Пруссия превратилась в крепкую цитадель порядка и спокойствия, в оплот контрреволюции. Когда Отто Браун перенял власть в Пруссии, он, несмотря на всю свою прозаичность, счел необходимым сказать несколько крепких слов по адресу контрреволюции. Он писал тогда в „Форвертсе“ (в августе 1921): „Сильные слова, заклинания, протесты бесполезны. Шовинистски-путчистский угар слишком далеко распространился. Здесь можно спастись только действием, только беспардонной беспощадностью можно спасти Германию от гражданской войны“. Но после того, как отзвучали бои германского октября 1923 г., Отто Браун громко заявил: „Пруссия прикрывала германскому правительству тыл в тот момент, когда правительство Штреземана положило конец социалистически-коммунистическому безобразию в Саксонии и Тюрингии. История Германии до этого момента не знала имперской санкции. Она удалась, но она удалась только потому, что Пруссия защитила тыл имперского правительства“ (речь Брауна в ландтаге 21/1 1925 г.).

Была ли определенная программа у Отто Брауна? Нет, по той простой причине, что Отто Браун не видит революционного выхода из версальского положения Германии, но и не желает жить в этом версальском положении, что придавало всем его высоко-политическим выступлениям патриотически-шовинистические нотки, несколько раз доставлявшие затруднения имперскому правительству в его политике „примирения и выполнения“. Не имея никакой установки, Браун именно поэтому имеет оправдание своему упорству в желании сохранить власть любой ценой, вопреки всему. Другие социал-фашистские политики, чтобы сохранить или получить министерские портфели, должны были отказываться от остатков своих убеждений, ренегатствовать, что называется, до-отказа. Отто Браун никогда не был в таком незавидном положении. Он, как некогда Мак-Магон, повторяет: „Я здесь, и здесь я остаюсь“. Но этот социал-фашистский Мак-Магон мог повторять свою гордую формулу только до того момента, как ему стало ясно, что германская буржуазия отказывается от услуг социал-фашистов на командных постах и прогоняет всех владельцев теплых местечек в оппозиционную переднюю. Теперь известно, что „некоронованный король Пруссии“ весьма секретно, самым келейным образом предлагал канцлеру Брюнингу занять свое место прусского премьера не потому, что у Брауна нервы не выдержали, а просто потому, что, говоря словами „Форвертса“ (20/XI 1932), он понял, что „время ответственного участия социал-демократии в правительстве решительно прошло“.

Выдержка Отто Брауна была вплоть до его низвержения Папеном необычайна. Когда в Германии произошел последний кризис „большой коалиции“, и народная партия вышла из состава правительства, ждали такого же кризиса в Пруссии. Осторожные стратеги требовали от Брауна, чтобы он нежно-осторожно обращался с прусскими министрами, членами народной партии. Браун, напротив, вскрыл нарыв и обратился к министрам народной партии на заседании правительства с провокационным вопросом: правда (ли, что вы, мол, выходите из правительства? Ответ мог быть только утвердительным. Браун назначил тогда немедленно новых министров, своих надежных человечков. Получился своеобразный парадокс: в Пруссии пало правительство „большой коалиции“, чтобы уступить место „левому“ веймарскому правительству. Отто Браун подражал в данном случае своему знаменитому предшественнику Отто Бисмарку, который любил говаривать: „Создайте мне факты, идеологию под них подведут профессора“.

Принципы? Убеждения? Восторженный биограф Отто Брауна (см. № 14 социал-фашистского журнала „Государство принадлежит вам!“) поучает нас: „Кто несколько десятков лет стоит в самой гуще партийной борьбы, тот в конце концов становится толстокожим. Прусский министр-президент имеет очень толстую кожу“. Действительно, стоило, несмотря на отвратительную акустику прусского ландтага, пойти разок туда и посмотреть, как Отто Браун реагирует на выпады своих противников справа и слева. Его монументальная фигура не выражает во время возгласов возмущения никакого волнения. С коммунистами он готов всегда рассчитаться вне парламентского зала с помощью полицейских дубинок. А противники справа? Его биограф утверждает: „Его положение своеобразно. Ведь то старое пруссачество, которое публицистически и политически так страстно с ним борется, все-таки чувствует в нем кусок своего собственного тела, свою собственную кровь“. Куттнер цитирует в своей книжке (стр. 6) отзыв „консервативного помещика“ об Отто Брауне: „У вашего министра только один недостаток: он должен был быть членом национальной партии“. Биограф Брауна в восторге от того, что прусский министр-президент, „в котором социал-демократическая партия имеет человека, самым лучшим образом олицетворяющего реалистическую волю к власти“, что Отто Браун „кенигсбергское дитя, никогда не кокетничающее с Кантом, которого он никогда не читал“. Действительно, категорический императив Канта сводился у Отто Брауна к решительному стремлению удержать для своей партии и своих товарищей тысячи теплых местечек.