Для мастера Вишни это было уже слишком. Глаза у него от страха полезли на лоб, рот раскрылся, язык свесился до подбородка, так что старик стал похож на одну из тех удивительных статуй, какими в старину украшали фонтаны.
Снова обретя дар речи, он начал рассуждать вслух, хотя еще заикался от страха:
(ведь неведомое в какой-то момент действительно пугает, вызывает страх)
– Кто же все-таки крикнул «ой»? Здесь ведь нет ни одной живой души. Может ли быть, чтобы кусок дерева плакал и вопил, как ребенок?
И вот оно – исповедание веры материалиста:
Нет, никогда не поверю! Это же самое обыкновенное полено…
Подобные суждения – но уже о человеке – мы часто слышим вокруг, даже от серьезных профессоров, от выдающихся ученых, вступающих в дебаты об эвтаназии, генной инженерии, биоэтике… Они словно говорят: «Вот же он, человек» – переплетение нервов, мускулов, костей – да, может быть, совершеннее других, но не более того.
Это же самое обыкновенное полено, как две капли воды похожее на все другие поленья. Если бросить его в огонь, можно прекрасно сварить на нем добрый горшок бобов…
Его предназначение – ничто, разрушение.
А если… кто-нибудь влез в полено, а?
Заканчивается дело тем, что человек начинает рассуждать как полный идиот! Желая остаться последовательным материалистом, он доходит до того, что начинает выдавать немыслимые глупости: он готов скорее предположить, что кто- нибудь спрятался в полене, чем признать тайну, которую может заключать в себе Бытие и которую реальность способна сообщать, передавать человеческому сознанию.
А если… кто-нибудь влез в полено, а? Что ж, тем хуже для него. Сейчас я ему покажу!
В конце концов, идеология – доведенная до исступления, слепо и любой ценой отрицающая таинственный аспект, который несет в себе реальность, – неизбежно приходит к насилию.
С этими словами он схватил несчастное полено обеими руками и начал безжалостно бить его об стену мастерской.
Затем он прислушался – не раздастся ли снова стон или вопль. Он ждал две минуты ни звука; он ждал пять минут – ни звука; десять минут – ни звука.
– Я понял, – сказал он наконец, сконфуженно ухмыльнулся и взъерошил свой парик. – Голосок, крикнувший «ой», мне действительно только померещился. Значит, снова за работу!
Уже во второй раз он вынужден признать, что страдает галлюцинациями.
А так как его испуг еще не совсем прошел, он, дабы не потерять бодрости духа, начал негромко напевать, как делал это обычно.
Отложив топор в сторону, он взял рубанок, чтобы гладко обстругать полено. Но только он начал водить рубанком взад-вперед по дереву, как снова услышал тот же голосок, который, захлебываясь от смеха, выговорил:
– Ах, перестань, пожалуйста! Ты щекочешь меня по всему телу!
На этот раз мастер Вишня свалился как громом пораженный.
Когда он позже пришел в себя, то увидел, что все еще валяется на полу.
Лицо у него было перекошено, а сизо-красный кончик носа теперь от страха стал темно-синим.