Отец и сын, или Мир без границ

Господин капитан Ганс Бетке,
Вы сгинули в сорок первом году под Смоленском,
Не вернувшись из той разведки.
Но так случилось в круговороте вселенском,
Что рядом – цвета почти что воска —
Стонал человек, не заглушая обстрела,
Младший лейтенант противоположного войска,
Превращавшийся из живого человека в тело.
Я не военный: не обучен, потому что не годен,
И, должно быть, не все рассказал, как надо;
Например, забыл, что в сраженьях за славу родин
Гром орудий называется канонадой.
Но суть событий изложена верно
(Не учтены лишь звезда и крестик из жести):
Два совсем еще молодых офицера
Погибли одновременно, но как бы не вместе.
А отец Ваш дождался победы
В сгоревшем тысячелетнем рейхе,
И с ними Нибелунги, Вёльсунги и обе «Эдды»
Дошли до мая без единой прорехи.
Помните: германские древности были
Отцу-профессору любовью и болью —
Такие же кровожадные, как и ныне, были,
Но тронутые респектабельной молью.
Он посвятил Вам свою книгу, где Тор и Бальдр
Тоже погибли. Писал ее, плача.
Хороший был отец Бетке Вальтер!
Мне бы такого. Да вот неудача:
Помните младшего лейтенанта рядом?
Мой отец. Говорят, отличался живостью слога.
Где вы сейчас? Каким парадом
Проходите мимо престола Господа Бога?
Познакомились? Сдружились? Там ведь
Не то, что на горке, на пункте энском.
Мы-то здесь дружим, и только память
В годовщины гвоздит иногда Смоленском.

Глава пятнадцатая. Путь наверх и через океан

1. На мировой арене

Пленарный поцелуй. Близнецы за границей. Что хотим, то и слышим

Подобно тому, как в недавнем прошлом мои занятия привели меня (нас) в Данию и Исландию, так летом 1983 года они направили наше трио в Голландию, в Лейден. Оттуда я уехал с убеждением, что план мой, казавшийся столь привлекательным дома, не сулил ничего хорошего. Казалось: Европа, маленькие прелестные города, кривые улочки, музеи, церкви, тенистые парки. Но Женя не любил (и никогда не полюбил) картинных галерей, бесцельное (как ему казалось) хождение по улицам (не таким уж и кривым, а довольно прямым, пыльным и жарким) утомляло и раздражало его, а уж архитектура и убранство соборов и вовсе наводили тоску.

Мне же необходимо было, пока не закрывалась библиотека, то есть до пяти часов, читать книги и журналы, которых я не мог достать в Америке. После Лейдена я уже не пытался организовывать научных каникул, а туда я попал по счастливому стечению обстоятельств. Датский коллега пригласил меня на международный конгресс с пленарным докладом. Это означало, что организаторы оплатили мой перелет в обе стороны и даже суточные; на два остальных билета мы наскребли деньги сами.

Ехать именно в Лейден не было никакой необходимости: меня устраивал любой университетский город с хорошим собранием книг по моей теме. По-голландски я не говорил, но читал свободно. Самый доступный по цене и прекрасный по условиям Дом для приезжающих ученых оказался в Лейдене, а не в Амстердаме. Туда мы и поехали. Я полетел в Данию, а Ника с Женей – сразу в Голландию; я присоединился к ним на неделю позже.