Отец и сын, или Мир без границ

С семьей Жене повезло меньше, хотя по описаниям она выглядела привлекательно: отец (инженер), мать (учительница испанского языка) и тринадцатилетний сын. Там оказалась еще бабушка, бурно занимавшаяся внутрисемейными отношениями. Она, как водится, ненавидела зятя и даже готовила такие блюда, которые ему были особенно вредны. Мальчик родился с пороком сердца и всего боялся: даже в город выходил неохотно. Старший сын тем временем проводил год где-то в Индиане, в американской семье (отец – водитель автобуса, мать – молочница). Летом, не поинтересовавшись, ждут ли их, они сообщили, что приедут в Мадрид, и им не посмели отказать. Отсутствовавшего юношу боготворили, и постоянно звучали стенания на тему о том, как семья по нему тоскует. Жене давали понять, что он – пятая спица в колеснице и нужен был только для того, чтобы их обожаемому ребенку разрешили поехать по обмену. Они запланировали послать младшего к нам на все лето на том же самолете, на котором вернется Женя.

План был во всех отношениях нехорош: ребенок требовал особого отношения, дома мы не говорим по-английски (а если бы перешли на английский, то это был бы совсем не тот язык, в котором нуждался мальчик), да и месяц на озере превратился бы в муку. Ко всему тому Ника сдавала жуткие экзамены и у нее для нас-то не оставалось времени. Мы попросили отсрочить визит на год. К счастью, дело заглохло – я говорю, к счастью, потому что иностранцу надо ехать по обмену в американскую, а не эмигрантскую семью. Жене обещали какую-то «светскую жизнь», но ни разу не свели ни в театр, ни на концерт, а в Прадо он пошел по нашей просьбе сам и выделил Веласкеса. Никуда и не съездили, хотя грозились, а с приходом весны каждую субботу отправлялись ремонтировать дачу.

Не было гостей, не было семейных праздников, и лишь случайно однажды спросили, когда у Жени день рождения. «Через несколько дней», – ответил он и получил дешевый свитер из синтетики. (Мы послали к Рождеству роскошные подарки.) Главным собеседником была говорливая бабушка, обожавшая сына, но жившая с нелюбимой дочерью, которая пеклась о ней денно и нощно, а когда случился инсульт, не вылезала из больницы. Впрочем, мать семейства была, как сказано, учительницей испанского языка и иногда помогала делать Жене задания. Женю очень полюбила учительница истории и пригласила в гости. Это был богатый дом с прислугой, предмет завистливых комментариев. Узнав, как неуютно Жене среди «своих», она возмутилась и сказала, что он может в любую минуту переехать к ней. К счастью, Женя отказался, и год окончился без скандала.

Семья, как водится, придерживалась ультралевых взглядов, ненавидела Буша и обожала Фиделя Кастро. Женя там и рта не смел открыть. Он разыскал свою кембриджскую учительницу, которая, по его словам, слиняла до неузнаваемости. Она собиралась позвать его к себе в школу (она тоже преподавала испанский), чтобы Женя рассказал о заграничном обмене, но так и не позвала. Словом, за пределами «Сервантеса» ничего хорошего не было. Соскучились мы по Жене невероятно. Я только что не вычеркивал в календаре дни до его приезда.

2. Последний год в школе

Вершки и корешки. Вареники. Искусственный отбор. Случайное чудо. В одном спальном мешке. Эмма Бовари

Отправившись на год за границу, Женя многое выиграл: отдохнул от нас, повидал Испанию, довел язык до уровня, которого достигает редко кто из американцев (если они провели детство и юность дома), вкусил славы и вернулся в «Аркадию» полный решимости остаться первым номером – и остался им. Но долгое отсутствие нарушило те хрупкие связи, которые худо-бедно завязались ко времени его отъезда, и он оказался не то в изоляции, не то на отшибе. Он побеждал в конкурсах, получал прекрасные отметки и организовывал турниры, но ни в какие компании его не звали, и жизнь класса (не ахти какая, но все-таки жизнь: кто-то группами ходил на бейсбол, кто-то, как стали говорить значительно позже, с кем-то «тусовался»; порой играли в серьезные любовные игры) проходила мимо. Мы не могли понять почему, а Женя зверел и, в недавнем прошлом почти примирившись со школой, опять возненавидел ее.

Иногда почти случайно оказывалось, что рядом есть неглупые и думающие мальчики (например, один случайно прочел «Шинель» и «Нос», и ему очень понравилось, а Женя знал всего Гоголя в оригинале и это прошло мимо него, даже не мог в разговоре со мной вспомнить фамилию героя «Ревизора» – вот если бы Хлестаков, как Нехлюдовы у Толстого, держал собаку…), но такие, как и сам Женя, оставались в стороне, а он тянулся к верхам популярности.