Отголоски войны

Филиппъ сталъ находить его интереснымъ и даже — что длало честь его безпристрастію — ему нравился Поликсфенъ смлостью своей чудовищной натуры и тмъ, что онъ не стыдился своихъ инстинктовъ, не боялся называть вещи по имени, не притворялся, что побужденія его не были чисто эгоистическими. Все это Филиппъ оцнилъ по достоинству, — но вмст съ тмъ ему вовсе не хотлось умирать, и онъ быстро сталъ думать о средствахъ спасенія. Въ ум его мелькнулъ образъ Мэри Поликсфенъ, и мысль о вчной разлук съ нею казалась ему недопустимой. Въ нсколько часовъ онъ такъ сблизился съ нею, точно они знали другъ друга цлую жизнь. Такъ неужели же ихъ разлучитъ Вальтеръ Поликсфенъ? Она его ждала, и неужели же ожиданія ея окажутся напрасными? Онъ нашелъ цль въ жизни — и какъ разъ теперь Поликсфенъ хочетъ убить его. Онъ, Филиппъ, чувствовалъ въ себ силу страсти, столкнувшуюся съ опасностью смерти, и понималъ какимъ-то внутреннимъ чутьемъ, что побдитъ сила жизни. Онъ встртился взглядомъ съ Поликсфеномъ. Броситься на него въ эту минуту было бы опасно, потому что при малйшемъ риск для себя Поликсфенъ, конечно, не задумается застрлить его. Приходилось выжидать. Просить Поликсфена о пощад Филиппъ не согласился бы даже ради того, чтобы обрсти Мэри.

— Однако вы очень спокойны, — замтилъ Поликсфенъ, глядя на него.

— Вы полагаете? — презрительно сказалъ Филиппъ. — Будь вы честный человкъ, вы бы во всякомъ случа…

— Подождите на минуту, — прервалъ его Поликсфенъ. — Что вы называете быть честнымъ человкомъ? Вы сами — честный человкъ?

— Конечно, — отвтилъ Филиппъ: — я никогда не былъ ни воромъ, ни убійцей, никого не обманывалъ и не нарушалъ слова.

— Вотъ какъ! — сказалъ Поликсфенъ. — Ну, что же, и это идеалъ, какъ и всякій другой. Но я хотлъ бы знать, какъ далеко можетъ повести васъ честность. Я хочу сдлать опытъ.

— Что вы этимъ хотите сказать?

— Я дарую вамъ жизнь въ обмнъ за слово, что вы ни прямо, ни косвенно не будете содйствовать выдач меня въ руки такъ называемаго правосудія, а также не оставите эту яхту безъ моего позволенія.

Филиппъ задумался о Мэри Поликсфенъ, о жизни и любви, о радостяхъ міра. Прошло нсколько секундъ, показавшихся ему вчностью.

— Я согласенъ, — пробормоталъ онъ.,

— Только помните, — предупредилъ его Поликсфенъ. — Обдумайте свое общаніе. — Помните, что я длаю это изъ пустого донъ-кихотства, просто желая знать, есть ли хоть одинъ честный человкъ на земл. Возможно, что я поступаю глупо. Словомъ, вы даете мн слово ничего не предпринимать противъ меня.

— Я вдь вамъ далъ слово! — воскликнулъ Филиппъ. — Сколько же разъ повторять это?

Поликсфенъ засмялся.

— Вотъ вашъ револьверъ, — сказалъ онъ и, подойдя къ Филиппу, положилъ его на его койку. Филиппъ закрылъ лицо рукой, чтобы скрыть свое волненіе.

XXIII

— Объясните мн,- сказалъ Филиппъ, помолчавъ, — какова цль всхъ вашихъ убійствъ, грабительствъ и всяческихъ гнусныхъ поступковъ?

Вальтеръ Поликсфенъ помолчалъ, отстегнулъ куртку, вынулъ изъ внутренняго кармана кожаный футляръ, а изъ него нсколько скрпленныхъ листовъ бумаги, и началъ читать.

«Слава Всемогущему Богу и Габріэлю — не архангелу, а нашему капитану и командиру Габріэлю. Сегодня, 4-го марта 1654 года, нашъ славный корабль, „El Legato“, отплылъ отъ Обезьяньяго Острова, близъ Гренады, и встртился съ испанскимъ кораблемъ, который отбросило отъ его спутника. Корабль этотъ стоялъ потрепанный, и команда тщетно старалась починить его. Звали его „Голкондой“, и таковой онъ оказался. Подъ командой Габріэля мы быстро завладли имъ, перебили всю команду, а когда къ вечеру показались два англійскихъ корабля, „Голконда“ была уже опустошена. Весь ея драгоцнный грузъ золота забранъ былъ нами, а въ два часа, оставшихся до прихода англичанъ, мы погрузили кладъ, который намъ достался, въ мсто, хорошо извстное Габріелю, достижимое только для небольшихъ кораблей — и для храбрыхъ моряковъ. На сверномъ берегу Гренады высится рядъ суровыхъ утесовъ, извстныхъ подъ названіемъ „Русалочнаго гребня“. Черезъ эти утесы мы пробрались и до зари слдующаго дня погрузили нашу огромную добычу у священныхъ пустынныхъ береговъ Гранъ-Этана, внутренняго озера Гренады, мста, гд живутъ вс вестъ-индскіе дьяволы и королева ихъ, матерь дождя. Мсто это неприступно для нападеній, потому что ни негры ни караибы не ршаются подступить въ страшнымъ водамъ, или коснуться втви и сорвать плодъ на священныхъ берегахъ Гранъ-Этана. „Голконда“ везла огромное сокровище, и мы сняли съ нея около ста ящиковъ золота. Мы работали какъ дьяволы и около полуночи опустили послдній ящикъ въ Гранъ-Этанъ. Вотъ указаніе мста, гд спрятанъ кладъ: „Идти отъ сраго камня, выступающаго на аршинъ надъ водой на западномъ берегу. Сдлать двсти шаговъ на востокъ, стать противъ солнца тамъ, гд оно заходитъ въ средин ноября за пальмовымъ холмомъ. Потомъ сдлать четырнадцать шаговъ направо въ озеро, которое тамъ глубиной въ пять футовъ“.

— Теперь вы понимаете? — спросилъ Поликсфенъ, кончивъ чтеніе и передавая бумагу Филиппу. Глаза его горли.

— Значитъ, все-таки исторія потеряннаго клада! — воскликнулъ Филиппъ.