Открытый город

Я поблагодарил ее за заботы о нем. Ее ребенок заплакал, и мы распрощались.

С перекрестка 172‑й улицы впервые становится виден мост Джорджа Вашингтона – тускло-желтые точки огней в серой дымке. Я шел мимо сувенирных лавок, длиннейших витрин универмага «Эль-Мундо» и неизменно популярного ресторана «Эль-Малекон» – там я иногда ужинал. Напротив «Эль-Малекона» находилось массивное здание диковинной архитектуры. Возвели его в 1930 году, и тогда оно называлось «Театр Лоу на 175‑й улице». Здание, выстроенное по проекту Томаса У. Лэмба, по всем меркам шикарное: люстры, красные ковровые дорожки, обилие архитектурных украшений внутри и снаружи, на фасаде – терракотовые вставки, навеянные сразу несколькими стилями – древнеегипетским, мавританским, персидским и арт-деко. Лэмб уверял, что его цель – околдовать «западный ум» чарами таинственности, пустив в ход «экзотический декор, колористические и композиционные решения». Теперь на здании была вывеска наподобие театральных, со сменными буквами; на ней, белым по черному, надпись: ЗАГЛЯНИТЕ К НАМ ИЛИ УЛЫБНИТЕСЬ, ПОКА ИДЕТЕ МИМО. Здание стало церковью, но запредельный шик позолоченного века сохранился доныне. Культовым сооружением оно служило с 1969 года, и в театральном зале, переименованном в «Юнайтед-Палас», до сих пор собирались несколько общин. Пастырем самой известной и долговечной из них был высокопреподобный Фредерик Айкеренкёттер. Преподобный Айк, как звали его в народе, проповедовал материальное благосостояние и жил на широкую ногу, не сомневаясь, что так и подобает верному служителю Слова Божия. Перед церковью, странно гармонируя с ее ложноассирийскими зубцами и деконтекстуализированной помпезностью, стоял его зеленый «роллс-ройс» – собственно, у преподобного имелось еще несколько сверхдорогих автомобилей. Когда-то у его церкви – Института «Наука жизни» Объединенной церкви – были десятки тысяч прихожан. Теперь их ряды поредели. Но жертвуют они так же щедро, чем в шестидесятых или позднее.

Этот зал – на момент открытия третий по вместимости в Америке: три с лишним тысячи зрительских мест – с самого начала служил как для киносеансов, так и для эстрадных концертов. В нем выступали и Эл Джолсон, и Люсиль Болл, вокруг были дорогие рестораны и шикарные магазины. А сейчас, вечером в пятницу, в сумерках, если посмотреть от дверей «Эль-Малекона», театр словно затаился. За семьдесят пять лет калейдоскоп его архитектурных стилей так и не смог сложиться во что-нибудь осмысленное. На фоне остального квартала театр наверняка выглядел чужеродно даже в свой звездный час. А теперь смотрелся еще чужероднее: до сих пор более-менее опрятный, но тут – ни к селу ни к городу, в архитектурном отношении бесконечно далек от окрестных лавчонок, его пышные колонны и арки неинтересны усталым иммигрантам, редко поднимающим глаза кверху. Чары рассеялись.

Дверца минивэна, припаркованного у тротуара, распахнулась. Высунулся маленький мальчик, и его стошнило на канализационную решетку, а из минивэна его окликнула, успокаивая, женщина. Мальчика стошнило еще раз, а затем он с ангельским видом поднял глаза и перехватил мой взгляд. Я пошел дальше, дальше по Бродвею, и меня просто-таки заворожил стремительно меняющийся облик района. На углу со 181‑й улицей стояло еще одно пышно украшенное здание. А-а, это же былой конкурент «Лоу на 175‑й улице» – «Колизей»: именно он до строительства «Лоу» был в стране третьим по вместимости киноконцертным залом. Какая жалкая и бренная претензия на славу – «-когда-то был третьим по вместимости»! Теперь после основательной реконструкции он стал киноконцертным залом «Новый Колизей» и делил кров с большой аптекой и пестрым набором других магазинов; только выше второго этажа сохранились намеки на архитектуру двадцатых годов ХХ века.