Открытый город

Я ушел с террасы и поздоровался с теми, кто проснулся. И еще через пять минут откланялся. И только несколькими днями позже, проверяя эту историю по другим источникам, обнаружил: чтобы выразить презрение к боли, Ницше воспользовался не углем, а несколькими горящими спичками, положив их на ладонь; когда они начали жечь руку, староста, следивший за порядком на школьном дворе, переполошился и, стукнув его по руке, сбросил спички на землю.

21

В понедельник я отработал первый полный день в частной практике. Кабинет психиатрической помощи, которым уже четырнадцать лет владеет мой старший партнер Дэвид Нг, находится на Бауэри. Помещение отличное, на четвертом этаже довоенного здания, из окон прекрасно просматриваются магазины светильников напротив и ничем не загроможденное небо над ними. Перелетных птиц текущего сезона пока не видать, но я знаю: рано или поздно появятся. Если выдастся передышка на работе, смогу гадать по полету птиц, сколько душе угодно. Целый месяц прошел в хлопотах: только на прошлой неделе я всё-таки переехал на новую квартиру – небольшую, на Западной 21‑й улице. Из ее окон вид не самый лучший, но район востребованный (как напоминал мне ad infinitum мой риэлтор), а дом в шаговой доступности от кабинета. Пару недель назад мне сделали операцию, с которой я долго тянул, – на кисти руки. Боль прошла.

Ординатура закончилась вместе с летом, и я выбрал совместную работу с доктором Нг, хотя поступали и более выгодные предложения из мест в отдалении от города, самое заманчивое – из частного медицинского центра городка Хакенсак в Нью-Джерси. Доходы были бы повыше, плюс тишина и спокойствие пригородов, плюс всё, что тебе по карману, когда твои доходы выше; но в итоге сделать выбор оказалось нетрудно. Остаться здесь, в городе, – единственный вариант, в котором я нахожу смысл, когда доверяюсь своим эмоциям; принять решение мне помогли моя интуиция и советы нашей завкафедрой, доктора Болт, по части профессионального роста. Доктор Мартиндейл, мой соавтор по паре статей, уговаривал не бросать науку, но я давно уяснил, что университетская среда не по мне.

Я начал обставлять свою рабочую комнату. Пока в ней почти голо, но я принес несколько книг, и компьютер мне уже установили, с двумя маленькими аудиоколонками: в перерывах между пациентами можно слушать музыку. Я уже добавил в закладки браузера одну нью-йоркскую радиостанцию классики – к радиоведущим теперь отношусь терпимее. В пятницу доставили новую кушетку, и в комнате царит запах ее обивки – любопытный букет лимона и пыли, – но пациенты пока не жалуются. На наружной стороне двери висит медная табличка с моим именем – Нг заказал ее даже раньше, чем я приступил к работе.

К пробковой доске позади моего кресла пришпилена открытка с видом Гелиополиса: случайно попалась в букинистическом магазине недели две-три назад. Пожелтевшая от времени, с видом городской улицы, на которую отбрасывает тень здание в правой части кадра. К зданию пристроено что-то вроде средневековой европейской колокольни с парными колоннами по бокам. Мимо здания идут двое – крохотные такие фигурки. Одеты в белые хламиды. Еще один, почти такой же малюсенький, стоит на середине пустой улицы, глядя на фотографа. Он тоже в белой хламиде до щиколоток, но поверх надет черный пиджак. Справа от него улицу расчерчивают серебристые трамвайные рельсы, сходящиеся в одной точке, а чуть ли не на горизонте маячат два трамвая. Несоразмерно-огромные элементы конструкции, воздетые кверху, касающиеся проводов, придают трамваям легкое сходство с мухами. На левой стороне улицы, в остальном пустынной, – здание поменьше (а может, просто расположено подальше), на башне – луковичный купол. Никакие даты на открытке не указаны, только прямо на фото надпись мелким шрифтом – белые буковки «9108 Le Caire, Heliopolis». Вид ни в коей мере не живописный. Небо пересвечено, тени черные, композиция не особо интересная. Казалось бы, такое никто не вывесит целенаправленно на видном месте – больше похоже на картинку, которую кто-то позабыл. Но я не могу избавиться от чувства, что человечек в черном пиджаке и белой хламиде, человечек, чье лицо неразличимо в накрывшей улицу тени, играет роль свидетеля и наблюдает за мной, когда я работаю; собственно, именно эта маленькая фигурка в первый момент словно позвала меня выдернуть из пачки эту открытку. Лишь позднее я заметил, что на ней запечатлен Гелиополис барона Эмпена.