И тут нахлынули, торопясь застолбить место в мозгу, все речевые клише, способные преуменьшить важность нападения. Ничего, бывает, рано или поздно всё равно стряслось бы, тебе, считай, еще повезло, и – ну, естественно – могло быть и хуже… и какой комок желчи подступил к горлу при этих мыслях. «Три дня отпуска за свой счет – вполне достаточно на восстановление душевного равновесия, – подумал я, – и смотри, рассказывай всем без утайки, что заставило тебя взять этот отпуск, некоторое время не показываться на глаза». А пока придется обратиться к моему другу – нужна помощь с кое-какими практическими вопросами. Он, по крайней мере, не станет делать из мухи слона, преувеличивая значение происшествия.
Я выслушивал рассказы других об ограблениях. У коллеги из «скорой» вырвали сумочку. Одному медбрату – интеллигентному здоровяку, американцу португальского происхождения – сломали челюсть члены уличной банды, причем ни бумажник, ни часы, ни золотую цепочку не тронули – отняли только айпод. Хирург, зашивая его лицо, наложил семнадцать швов. В этом городе рукоприкладство из спортивного интереса – далеко не странность; но теперь вот… я. Я промыл раны на плечах, руках и ногах – по большей части ссадины, много, но небольшие, заживут быстро. Больше всего меня тревожили обезображенный рот и кисть руки. Пока я рассматривал синяки, нагрянуло, стуча копытами, стадо мыслей: «Почему то же самое крепкое тело так часто торопилось уйти от влюбленных в него?»
Женщина перестала молиться. Пригладила пальцами светло-русые волосы и стянула с плеч талит, на миг замешкавшись – точно припоминая что-то позабытое. А потом свернула талит и выключила лампу.
Девушка держалась неуверенно, глубоко задумывалась перед тем, как выговорить каждое слово. Сидевший рядом мужчина – она поглядывала на него, дожидаясь подтверждений или возражений – качал головой и поправлял ее. «Нет, это Всемирная организация здравоохранения. Попробуйте еще раз: видите? Вот „Всемирная“. „Торговая“. „Организация“. Да, это „торговая“. Помните, как будет „торговая“»?
Он показал на листок, выстучал на нем аккорд двумя пальцами. Она долго размышляла, а затем дала на китайском другой ответ, на слух почти неотличимый от первого. Этот ответ понравился мужчине больше, и он спросил: «Не хотите ли повторить весь список с начала?» Я сидел за маленьким столиком, один, пил кофе, вылавливал звуки их разговора из общей фуги голосов в закусочной. Они сидели у стойки напротив моего столика, пили кока-колу. Ученица была азиатка. Ее лицо пересекала по горизонтали черная, как смоль, челка; ученица перекладывала с ладони на ладонь карточки со словами – места себе не находила. Учитель, ненамного старше нее, был светловолосый, в спортивном костюме.
Я притворился, что смотрю в окно. Тени были длинные, свет – желтоватый, а на тротуаре обнимались две женщины на шпильках, с большими хозяйственными сумками. Блондин и ученица беседовали, словно влюбленные, чей роман завязался недавно: распределение ролей уже сложилось, но определенная чинность пока сохраняется. Ученица время от времени смеялась, а он исправлял ее произношение. Похоже, ей было нелегко выудить из памяти скудные познания в китайском. Она что-то искала глазами, не сознавая, что это заметно со стороны. Мужчина держался более скованно. Сознавал несоответствие своей внешности и работы, сознавал, что занимается этой работой прилюдно. И как бы предъявлял миру верительные грамоты – обращался не только к девушке, но и ко всем окружающим, которые могли бы недоверчиво вытаращиться, уставиться на белого мужчину, обучающего азиатку китайскому языку. В его голосе звучало легкое самодовольство. Он еще раз повторил словосочетания вслух и, быстро подняв глаза, перехватил мой взгляд в стеклянной витрине закусочной.
Закусочная находилась на Бродвее между Дуэйнстрит и Ридстрит, недалеко от станции метро «Бруклинский мост – Мэрия», окнами на тихий по меркам Нижнего Манхэттена парк. В то утро он кишел офисными работниками, садовниками и случайно забредшими туристами, но гул голосов редко перерастал в гвалт. Люди, поднявшись по лестницам, выходили из метро и направлялись на работу; а те, кто трудится в раннюю смену, сейчас уже в парке – первый на дню перерыв на кофе. Над входом в кафе моталась выключенная неоновая вывеска: COMIDA LATINA, а внутри сотрудники отмывали мармиты с паровым подогревом. Их скоро наполнят желтым рисом, жареными плантанами, лапшой чоумейн, свиной грудинкой в соусе барбекю и различными блюдами доминиканской, пуэрториканской и китайской кухни, которые в таких заведениях подают в час пик на ланч. Закусочная была небольшая, но, сразу видно, процветала – несомненно, благодаря тому, что со всех сторон ее окружали гигантские здания, куда ежедневно текли рекой неисчислимые чиновники.