Открытый город

Посреди переулка был небольшой островок безопасности, а напротив него, в окружении гигантских офисных зданий, – поросший травой клочок земли. Я и внимания бы не обратил, если бы не заметил посреди участка нечто прелюбопытной формы: скульптура или архитектура, сразу не поймешь. Надпись на памятнике – а это оказался памятник – извещала, что передо мной мемориал на месте кладбища, где хоронили африканцев. В наше время этот крошечный участок оставили незастроенным, чтобы он указывал, что находилось здесь раньше, но в XVII–XVIII веках кладбище было обширное, площадью приблизительно шесть акров, простиралось на север до нынешней Дуэйнстрит, а на юг – до нынешнего парка «Сити-Холл». Вдоль Чемберс-стрит и в самом парке даже в наше время частенько обнаруживают человеческие останки. Но почти всё кладбище теперь погребено под офисными зданиями, магазинами, улицами, закусочными, аптеками – всем этим неумолчным гулом банальной коммерции и административно-управленческой деятельности.

В эту землю опускали тела чернокожих – было их не меньше пятнадцати тысяч или все двадцать, в большинстве своем рабы, – но затем участок застроили, и жители города позабыли, что тут было кладбище. Земля перешла в частную и в муниципальную собственность. Увиденный мной монумент спроектировал некий гаитянский художник, но рассмотреть памятник поближе я не смог: посторонним вход воспрещен на время реконструкции, – выяснил я, прочтя табличку, – идут приготовления к летнему туристическому сезону. Стоя на зеленой траве, под ярким солнцем, в тени правительственных и торговых кварталов, в нескольких ярдах от памятника, огороженного лентами, я не имел способа дознаться, кто они были – люди, чьи мертвые тела погребали здесь с девяностых годов XVII века вплоть до 1795 года, эти люди, упокоившиеся прямо у меня под ногами. Значит, здесь, за тогдашней городской чертой, севернее Уоллстрит – то есть в тогдашнем понимании, вне цивилизованного мира – черным дозволяли хоронить их мертвецов. А впоследствии мертвецы вернулись – в 1991‑м, когда на стройке на углу Бродвея и Дуэйн экскаватор извлек из недр человеческие останки. Их хоронили в белых саванах. Почти все найденные гробы – около четырех сотен – лежали изголовьем к востоку.

Препирательствами вокруг устройства мемориала я не заинтересовался. Шансы на то, что шесть акров фешенебельной недвижимости на Нижнем Манхэттене сровняют с землей и вернут им сакральный статус, определенно равны нулю. В это теплое утро я окунулся в отголоски существовавшего в Нью-Йорке рабства, долетевшие за несколько столетий. Тела, эксгумированные на Негритянском кладбище, как оно в свое время называлось, и в других похожих местах в приморской части на востоке острова, несли на себе следы мучений: травм от ударов тупыми предметами, тяжких телесных повреждений. У многих скелетов переломы костей – улики прижизненных мытарств. Болезни тоже были обычным явлением: сифилис, рахит, артрит. В складках надгробных покровов иногда находили раковины, бусы и полированные камни, и ученые нашли связь с африканскими религиями, обрядами, которые, возможно, бережно сохранили, принесли из Конго или с побережья Западной Африки – из краев, где столько людей схватили и продали в рабство. Оказалось, одного покойника положили в гроб в форме британского морского офицера. А некоторых мертвецов откопали с монетами на глазах.