Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Вдоль пути уже стояли телеграфные столбы, еще не стянутые проводами. В соснах мелькнула машина, похожая на паука. Во все стороны тянулись от нее нити кабеля, заброшенные на сучья деревьев, на кабелях сушились цветастые платья и майки.

— Недавно связисты поставили на болоте три столба, сегодня поглядели, а столбов нету, — рассказывал водитель.

— Засосало? — догадался Петр.

— Ага, крепление слабовато оказалось.

Дрезина бежала вперед, подпрыгивая на стыках. Петр рассеянно смотрел по сторонам. Много сделал Гурьянов. На местах будущих станций строились двухэтажные дома. Срубы повернулись боком к дороге, торцом к северу, чтоб больше было в квартирах солнца. На вагончике, поставленном на землю, Петр прочитал стандартные, напечатанные в типографии правила о том, что пути переходить нельзя, отцепку и прицепку вагонов разрешается производить лишь при полной остановке поезда.

— Еще только я на дрезине гоняю, а уж правила висят, — рассмеялся водитель.

Рядом по ухабистой дороге с трудом продвигались груженые МАЗы: Шурдинская мехколонна вывозила на трассу грунт из местного карьера.

— Дождей давно не было, дорога подсохла — вот и возят, торопятся, — пояснил водитель.

— А лежневки нет?

— Здесь нету, дальше пойдет, — кивнул вперед парень и поинтересовался. — А ты чего в такую даль пешком направился? Почему не на вертолете?

— Да так получилось, — ответил Петр и отвернулся, чтобы водитель не лез с расспросами.

А получилось так, что хуже не придумаешь. Никогда не забудет Петр последние три дня…

Как заорала куркулиха, когда увидела, что бабушка Мотя умерла, как била себя кулаками в грудь!

— Да это что же за беда! Да откуда вы такие взялись, что хозяйничаете в чужом доме, как в своем собственном! — кричала она. — Да ведь я маменьку потому там держала, что ее шевелить нельзя, я ее кормила, поила, все для нее делала. О-о-о-о!.. — причитала она все громче и складнее.

Потом выскочила на крыльцо и стала звать соседей совсем другим, повелительным голосом:

— Семен! Лиза! Семен! Лиза-а!

Их, видимо, не было дома.

— Савелий! Иди хоть ты в свидетели. Живо! Нет, сбегай сперва за милицией, постовой недалеко ходит. Да скорее шевелись, мать мою убили!

Вернулась и снова начала причитать, рассказывая всю биографию бабушки Моти — какая она была тихая да работящая, как жили они дружно да ладно, как захворала маменька родимая, да как она, дочь ее, доставала ей лекарства всякие. Да как пришли бандиты распроклятые, потревожили ее маменьку да свели ее к смертыньке…

Петр и Ислам стояли с вытаращенными глазами, неподалеку прижалась к стене бледная Фаинка.

Хозяйка нагнулась над матерью, увидела, куда та смотрит, и закричала с новой силой, указывая пальцем на Ислама и Петра.

— Вот погляди на них, маменька, погляди на своих губителей. Схватили тебя, изболелую, потащили куда не следует. А тебя нельзя шевелить, — вдруг сказала она бабушке Моте спокойно, без крика. — Врачи не велели.

И неожиданно умолкла, села на стул, забыв о присутствующих. Петр чуть позднее разобрался в такой перемене — просто куркулиха поняла, что в спальне не те свидетели. Она начала все сначала и еще складнее, как только услышала шаги в сенях. И причитала до тех пор, пока один из милиционеров, послушав какое-то время, не спросил:

— Что тут произошло?

Не менее получаса внимали два постовых беспорядочному рассказу хозяйки. Свидетель, щупленький старичок, после того как допросили Петра и Ислама, тронул милиционера за рукав:

— И выходит, гражданин начальник, что они хотели причинить ей добро. Да ведь Матрена-то Миколаевна свету белого в бане не видела.

Хозяйка прищурилась на него злыми глазами:

— А ты сам-то где живешь, а?

— И я в бане, — закивал старичок. — Да только я, граждане начальники, на своих ногах. Мне скучно станет, я насыплю в мешочек семечек — да на базар. Емя же, сыну со снохой, денег наторгую. А мне на базаре-то повеселее. А Матрена-то Миколаевна…

— Иди-ка ты отсюда, болтун старый! — хозяйка начала выдворять старика из спальни.

— Минуточку, гражданка, — остановил ее молоденький постовой. — Он свидетель. Нельзя так.

— Да какой он свидетель, чего он знает!

— Много ли мало ли, а знаю. Сама ты извела Матрену Миколаевну. И моя сношка моду с тебя взяла, свекра с полатей в баню переселила. Так хоть зимой-то меня в избе держат.

— Еще скажи, врун несчастный, что я мать зимой в бане держала!

— А и держала.

— Так ведь недолго, с неделю, пока ремонт делали!

— С месяц, — подправил «свидетель».

А баба Мотя лежала на пуховике и смотрела на все это безучастно, отрешенно. Милиционеры на подоконнике писали акт. Вот они закончили и сказали, что до выяснения Петр с Исламом будут задержаны.

Петр шел по улице под охраной и все видел ту спальню. К стене прижалась дрожащая девушка. Сейчас вернется со двора куркулиха, и Фаинка останется с ней наедине…

— Все, приехали!

Думая о своем, Петр не заметил, как дрезина подкатила к краю железной дороги. Он машинально помогал водителю в пути, скидывал груз на землю, один раз им пришлось убраться в тупик, чтобы пропустить движущийся навстречу путеукладчик.