Отрицание смерти

Кто-то перешел в разговоре к Аменхотепу IV (Эхнатону). Было высказано мнение, что в результате его негативного отношения к отцу он уничтожил надписи, сделанные отцом на стелах, и таким образом обратной стороной создания монотеистической религии оказался скрытый комплекс отца. Подобные вещи раздражали меня, и я пытался утверждать, что Аменхотеп был творческим и глубоко религиозным человеком, действия которого не могли быть объяснены личным сопротивлением отцу. Я сказал, что он с честью хранил память об отце, и его рвение к разрушению было направлено только против имени бога Амона, которого он повсюду уничтожал; оно и было высечено на стелах его отца Амон-хотепа. Более того, другие фараоны заменяли имена своих настоящих или божественных предков на памятниках и статуях, чувствуя, что они имеют право делать это, поскольку все они были воплощениями одного и того же бога. Тем не менее, я указал, что они не открыли ни новый стиль, ни новую религию.

В этот момент Фрейд соскользнул со стула в обмороке³².

Обмороки в связи с общей жизненной проблемой Фрейда

Внимательными исследователями жизни Фрейда было высказано немало трактовок значения этих обморочных эпизодов; Фрейд и Юнг дали свои собственные интерпретации. Я задерживаюсь на этом вопросе не только потому, что он может раскрыть проблему характера Фрейда, но и потому, что, как мне кажется, он лучше, чем что-либо подтверждает постфрейдистское понимание человека, которое мы изложили в первых пяти главах. Мы получаем наиболее ясное понимание, когда можем отражать абстракции в живом зеркале жизни великого человека.

Пол Розен[76] в блистательно интерпретировал основное значение этих обмороков. Как и Ранк, Розен понимал психоаналитическую направленность как отличительную сторону Фрейдовского causa sui. Это был его личный проводник для героизма, преодоления его уязвимости и человеческих ограничений. Как мы увидим в следующих главах, именно Ранк показал, что у настоящего гения есть огромная проблема, которой нет у других людей. В своей работе он должен обретать ценность как личность, а это значит, что его работа должна нести бремя его оправдания. Что значит «оправдание» для человека? Это значит преодолеть смерть, получив право на бессмертие. Гений повторяет нарциссическую инфляцию ребенка; он живет фантазией контроля над жизнью и смертью, над судьбой, заключенной в «теле» его работы. Уникальность гения также отсекает его корни. Он – явление, которое не было предвидено; у него, кажется, нет прослеживаемых обязательств перед качествами других. Он словно возник из природы, сам по себе. Можно сказать, что у него есть «самый чистый» проект causa sui: у него действительно нет семьи, он сам себе отец. Как отмечает Розен, Фрейд настолько сильно вырос за пределы своей биологической семьи, что неудивительно, что он предавался фантазиям о самосоздании: «Фрейд снова и снова возвращался к фантазии о том, чтобы быть воспитанным без отца»³³³⁴. Как говорит Розен, ты не можешь стать своим собственным отцом, пока у тебя не появятся собственные сыновья; и биологические сыновья не подходят для этого, потому что у них нет «свойств бессмертия, связанных с гением»³⁵. Эта формулировка идеальна. Следовательно, Фрейд должен был создать совершенно новую семью – психоаналитическое движение, – которое стало бы его особым проводником к бессмертию. Когда он умрет, гений этого двигателя обеспечит бы ему вечную память и, следовательно, вечную жизнь в умах людей и в результатах его работы на земле.