Отрицание смерти

Эта всеохватность объекта переноса также помогает объяснить его амбивалентность. В некоторых сложных случаях ребенок должен бороться с властью родителей в их потрясающем чудодействии. Они столь же подавляющи, как и фон природы, из которой они возникают. Ребенок учится рационализировать их с помощью техник аккомодации и манипуляции. В то же время, однако, он должен сосредоточить на них всю проблему страха и власти, сделав их центром для того, чтобы ограничить и рационализировать мир вокруг них. Теперь мы видим, почему объект переноса создает так много проблем. За счет него ребенок частично контролирует свою большую судьбу, но, в то же время, объект становится его новой судьбой. Ребенок связывает себя с одним человеком, чтобы автоматически контролировать ужас, осознавать чудеса и победить смерть силой этого человека. Но затем он испытывает «ужас переноса»; ужас потери объекта, недовольства им, неспособности жить без него. Ужас собственной конечности и бессилия все еще преследует его, но теперь в форме объекта переноса. Как непередаваемо иронична человеческая жизнь. Объект переноса всегда кажется больше, чем есть на самом деле, потому что он представляет всю жизнь и, следовательно, всю судьбу. Объект переноса становится центром проблемы свободы человека, который бесконтрольно от него зависим, и объект суммирует все другие естественные зависимости и эмоции⁴². Это качество верно как для положительных, так и для отрицательных объектов переноса. При негативном переносе объект становится средоточием ужаса, воспринимаясь как зло и ограничение. Кроме того, это источник многих горьких воспоминаний о детстве и наших обвинений в адрес наших родителей. Мы пытаемся сделать их единственными виновниками нашего несчастья в фундаментально демоническом мире. Кажется, мы притворяемся, что в мире нет ужаса и зла, а есть только наши родители. В отрицательном переносе мы также видим попытку установления автоматического контроля над нашей судьбой.

Неудивительно, что для Фрейда перенос был «универсальным феноменом человеческого разума», который «доминирует над отношением любого человека к своему окружению»⁴³. Ференци говорил о «невротической страсти к переносу», о «невротиках, жаждущих стимула аффекта»⁴⁴. Нам нужно говорить не только о невротиках, но и о голоде и страсти каждого к локализованному стимулу, который занимает место всего мира. Лучше сказать, что перенос доказывает невротическую природу каждого из нас, так как это универсальное искажение реальности путем ее искусственной фиксации.

Из этого, конечно же, следует, что чем меньше у эго человека силы и чем больше страха, тем сильнее перенос. Это объясняет особую напряженность переноса у шизофреников: полную концентрацию ужаса и чуда в одном человеке, и смиренное поклонение ему неким полубессознательным гипнотическим способом. Стоит только услышать его голос или прикоснуться к его одежде или получить возможность целовать и лизать его ноги – и ты уже на небесах. Это совершенно логичная судьба для совершенно беспомощного человека: чем больше вы боитесь смерти и чем больше внутри вас пустоты, тем больше вы населяете свой мир всемогущими фигурами отца и сверхмагическими помощниками⁴⁵. Шизофренический перенос помогает нам понять, как естественным образом мы остаемся привязанными к объекту даже в «нормальном» переносе: все силы для исцеления недугов жизни и болезней мира присутствуют в объекте переноса. Как мы можем не быть им очарованными?